Читаем Танцор Января полностью

Танцор Января

Даже если Скипетр Каменной Стены окажется столь же бесполезным, как и Уроборос, по крайней мере, Ардри получит новую безделушку для королевского музея Лиги на Верховной Таре. Талли О’Коннор считал себя большим ценителем искусства и археологом-любителем. Он будет благосклонен к любому, кто принесет такой артефакт, а благосклонностью при королевском дворе пренебрегать не стоило.

Но Гончей не давало покоя то, что она не знала, что знал Гримпен или считал, будто знает.

ОН КРАК

— И что же ты знаешь или считаешь, будто знаешь? — спрашивает человек со шрамами так неожиданно, что поначалу арфистка не понимает, что он вновь оборвал нить повествования.

— Я пришла затем, чтобы узнать. — Она тянет время, наигрывая мелодию. Человек со шрамами наблюдает за тем, как танцуют ее пальцы, и ждет правдивого ответа.

— Значит, ты знал ее, эту бан Бриджит? — произносит она.

Это не ответ, а только очередной вопрос. И все же человек со шрамами расценивает его как ответ.

— Конечно, я знал ее. Откуда, по-твоему, я узнал о ее роли в истории? Я знал их всех, прокляни меня боги, ибо знание о случившемся было тяжелым бременем.

Человек со шрамами поигрывает стаканом, крутя его и перекатывая из одной руки в другую.

— И что с бан Бриджит? — настаивает арфистка.

Человек со шрамами склоняет голову.

— Она была женщиной-ведьмой. Она очаровывала мужчин и пользовалась ими так же легко, как рабочий использует свой инструмент и столь же быстро откладывает его в сторону, когда в нем больше нет необходимости. Тебе не оценить ее высокомерия — как и не заметить его, когда она того не желает. То, что ты творишь струнами, она была способна вызывать жестом и взглядом. Возьми, к примеру, Виллги с его едва сдерживаемой, взрывной жестокостью или даже Гримпена и его несокрушимую выдержку. Их никто и никогда не полюбит.

Арфистка удивлена искренними слезами в глазах старика. Она и не думала, что он способен на них.

— А она любила столь же сильно, как была любима?

— Сколько тебе известно? — вновь спрашивает человек со шрамами. — Зачем ты пришла? Ее любовь могла быть безграничной, либо ее могло и не быть вовсе. Когда кто-то способен притворяться так же мастерски, как она, кому под силу отличить шлак от злата? Это и было самым ужасным. — Он опускает голову и утирает слезы. Арфистка видит, как мужчина содрогается, будто сквозь него прокатывается небольшое землетрясение. Его руки взметаются и хватаются за край стола.

Когда он поднимает голову, арфистка замечает ту же отстраненную насмешливость в его глазах, что и в первый момент знакомства. От слез нет и следа.

— Ты уже установила закономерность? — спрашивает он с прежней улыбкой на губах. Если частичка его и скорбит о памяти бан Бриджит, то она глубоко затаилась. Это открытие радует арфистку. Оказывается, человек со шрамами способен на чувства.

— Я заметила, что двое из троих, кто владел Танцором, погибли ужасной смертью, — говорит она.

— Разве можно умереть иначе? Не слышал о таком. Кому под силу встретиться с бесконечной тьмой и при этом не испытать ужас?

— Молнару.

— Он не встречался с ней. Его ослепило безумие. Увидеть ее могут лишь зрячие — ярко-синее око Сапфирового Поста на необъятном черном фоне Разлома.

— У Разлома есть и другая сторона, — подмечает она.

— Не ищи успокоения в ущербных аналогиях. Если и существует другая сторона смерти, оттуда никто не возвращался, чтобы поведать нам о ней.

— В древних легендах некоторым это удавалось.

Смех человека со шрамами похож на звон разбитого стекла.

— Ты одна из них?

— Если один верит в древнюю легенду о Крутящемся Камне, то почему другой не может верить в иной, более утешительный миф?

— Потому что утешение — ложь.

— Но Фудир кажется умным человеком. Он бы увидел закономерность… Ах да, он знал только о смерти Юмдар, но не Молнара. Лишь безумец стал бы рисовать колам, не прерывая линии.

— А для человека, попавшего в гущу событий, отступить назад и взглянуть на общую картину происходящего может оказаться не менее сложным. Здесь требуется перспектива, которой у Фудира пока нет. Даже самый умный человек может быть слепым.

Арфистка выводит струнами резкую ноту.

— Но две точки не дают целостного образа. Юмдар и Молнар погибли по разным причинам, а не потому что владели Танцором. Пусть Юмдар была из современной, осторожной породы солдат, а Молнар — из древней и бесшабашной, никто из них не считал себя защищенным от смерти. Кроме того, Январь не умер, а ведь он являлся первым владельцем Танцора.

Улыбка человека со шрамами вселяет страх.

— Все умирают, — отвечает он. — Вопрос только в том — как и когда.