Танцующая с грозой

Брачные ритуалы оборотней совершались именем Живы и Луны, и всегда на рассвете, знаменуя тем самым, начало новой жизни для двоих. К моему удивлению, прошли мы не в храм, а на поляну, тихий и укромный уголок, вдалеке от любопытных глаз. По центру этой поляны росли три мощных дерева, а между ними уютно устроилась тонкая рябинка. Для живущих в этом мире, это был одновременно и знак богини, и символ семьи, рода, продолжения.

Мы все, плотной кучкой столпились у края, чтобы не мешать, но иметь возможность разделить красоту этого момента с любящей парой. Стараясь быть подальше от бывших мужей, Каяна встала так, что оказалась чуть впереди. Рядом с ней стоял и Рис, а вот Мия и Элина оказались в окружении обоих эльфов и орков, да и барс ошивался рядом.

Стоило только первым рассветным лучам прорезать небосвод и отразиться в миллиардах капелек росы, как на поляне появился канцлер. Свою пару он нёс на руках, и хотя, как ехидно заметил Эрар, к алтарю будущие супруги должны были идти вместе, символизируя, что весь дальнейший жизненный путь они преодолеют рука об руку, канцлер решил по-другому.

Сложно было не заметить, с какой гордостью и счастьем в глазах, он шел со своей ношей к увитому буйно цветущим вьюном алтарю. Элаида смущённо спрятала лицо, уткнувшись в шею своего мужчины.

Выпросил, уговорил, убедил. Смог достучаться, дозваться сквозь болезненные воспоминания прошлого. И сейчас, с полным правом победителя, охранял самую желанную добычу на свете. Даже перед алтарём он не спустил её с рук, без конца утыкаясь лицом в волосы и, с явным наслаждением, вдыхая её запах.

Мне было интересно послушать, как звучат брачные клятвы оборотней. Ведь ни одна из нас их не слышала, и рассказать, поэтому, не могла. И я, и Элина были выборными женами, а таким не приносят клятв. Не обещают беречь и заботиться, не уверяют в собственной верности и преданности. Но и в этом, эта парочка отличилась.

Канцлер и Элаида свои клятвы шептали только друг другу, одновременно. И проказливый ветерок доносил до нас лишь обрывки слов.

— Клянусь…

— Обещаю…

— Навеки…

— Всегда…

Но, зная историю этой пары, даже эти слова вызывали щемящее счастье, когда сложно сделать вздох, ну с лица не сходит улыбка. И такое чувство было не только у меня. Украдкой вытирала глаза Элина, Мия никого не стесняясь, всхлипывала в объятиях Лернарина. А Каяна улыбалась сквозь слезы, которые беспрерывно скатывались по ее щекам, что-то беззвучно шепча небесам.

Неожиданно начался дождик. Теплый, светлый, не тот, что не затягивает небо тяжёлыми тучами, а тот, который сплетает свои капли с солнечным светом, раскрашивая небеса. Вот и сейчас, яркая радуга сверкала в небесах.

— Богиня услышала — громкий шепот настоятельницы, и напуганный, напряжённый голос.

— Что услышала? — резко повернул голову канцлер.

— Чью-то мольбу…

Дикий, режущий болью, крик прервал настоятельницу, не дав ей договорить. Да и не до разговоров сразу стало. На руках канцлера выгибалась от боли Элаида, а подол ее платья все сильнее окрашивался кровью.

— Мама…

Вслед за невестой, а теперь уже женой канцлера, на землю опускалась Каяна. Обхватив руками живот, и точно также заливая платье кровью. Ведомая только одной ей понятным чутьем, настоятельница кинулась к Каяне. Аккуратно придерживая ее за плечи и вглядываясь в полные боли глаза, обратилась к девушке с мольбой.

— Каяна, о чем ты просила богиню? Хоть пару слов скажи!

— Что бы Элаида могла хоть одного ребенка родить, это же несправедливо, что… — Каяна не смогла договорить, сжавшись, видимо, от новой волны боли.

Одновременно от толпы гостей в сторону девушек рванули несколько мужчин. К брату, держащему на коленях, ушедшую в беспамятство от боли, жену, кинулся Берд, откуда только и силы взялись. И, что удивительно, последний представитель рода Алгрейн, что уже много лет проживал в приюте при храме, пытаясь, хотя бы обеспечением комфорта, загладить вину своего рода перед Элаидой.

Старший муж Каяны уже обвил ее тело кольцами, притягивая к себе и закрывая ото всех руками, уговаривая не сдерживать крик и не сжимать зубы, а лучше кусать его. Рядом с ними оказались и оба других брата. И жрец, ставший опекуном нового рода. Сейчас он разговаривал с настоятельницей, та объясняла, что произошло, и от чего обе девушки сходят с ума от боли, заливая мужей своей кровью.

— Эта девочка, попросила справедливости для моей сестры, понимаешь? Даже не для себя. И ее искреннее и, действительно, чистое пожелание было услышано. Но справедливость богов не может быть однобокой. И так как с ней самой, видимо, случилось нечто подобное, то богиня и ее одарила. — Сбиваясь и волнуясь, постоянно оглядываясь то на одну девочку, то на другую, говорила настоятельница.

— Подкупленные лекари, во время родов, лишили ее возможности снова подарить дитя — пояснил жрец.