Танцы марионеток

«Вот они – мои зрители, – с тоской подумала Юлька. – Кого я обманываю? Никуда я от нее не убежала, не смогла освободиться. Мне только казалось, что я убегаю. Что же мне нужно сделать, чтобы перестать от нее зависеть?!»

– Откуда злость! – крикнул Мансуров, и она вздрогнула. – Юленька, ангел, девочка моя, умоляю – не теряй выражение!

Юлька застыла, и следующие пятнадцать минут прошли в молчании – и снаружи, и внутри ее.

– Уф! Все на сегодня!

Он подошел к ней – улыбающийся, довольный, приглашающий улыбкой разделить его радость.

– Ты – находка, я тебе это говорил? Давай скажу еще раз. У меня никогда, поверь, никогда не было такой натурщицы!

Он склонился над ее рукой, прикоснулся губами – так мило, старомодно… Сердце Юльки, которое должно было затрепыхаться, как птица, не отозвалось ни одним ускоренным ударом. Она смотрела на седеющие волосы мужчины, который годился ей в отцы, и тщетно пыталась вызвать подобающие происходящему чувства.

«Да ведь он мне не так уж и нравится, – ошеломленно поняла Юлька. – Честно говоря, совсем не нравится. Но он красивый, талантливый, богатый… В меня никогда не влюблялись такие мужчины! По правде сказать, в меня почти никакие не влюблялись. Я боюсь, что если отвергну его, то снова останусь одна и никому не буду нужна».

«Нельзя подменять страх мечтой», – всплыли у нее в памяти слова Конецкой.

«Конечно, нельзя, Марта Рудольфовна. Вы совершенно правы».

– Роман, извините, пожалуйста, – виновато сказала она, отнимая у него руку. – Но мне нужно ехать. Я обещала вернуться домой пораньше.

Он, не разгибаясь, поднял голову и уставился на нее так, как будто она сказала что-то неприличное. Его благородное лицо в эту минуту показалось Юльке глуповатым – наверное, оттого, что она смотрела на него сверху вниз.

– Юленька, как же так? Я собирался пригласить тебя на романтическую прогулку. Мне хочется показать тебе так много…

Он наконец выпрямился и, кажется, собрался заключить ее в объятия. «Как пишут в книгах», – в который раз подумалось ей, но сейчас то, что пишут в книгах, представилось ей пошлым и надуманным.

– Пригласите жену, – быстро сказала Юлька, удивляясь самой себе. – И покажите ей. Простите, мне и правда пора!

– Но, Юля!

Не слушая, что он говорит, она накинула на плечи палантин, рассеянно улыбнулась и пошла к выходу. Он плелся за ней, не понимающий, что случилось, извиняющийся за что-то. «За что? Это мне нужно извиняться, не ему». До Юльки донеслись какие-то ненужные слова о жене, об усталости, о том, что в таком случае он… на машине… хотя бы до ее дома… Она оборвала их, покачав головой, торопливо сказала: «До свидания» и толкнула тяжелую дверь. Мансуров остался стоять с огорченным лицом, разведя руки, в рабочей блузе, испачканной густо-лиловой краской.

Ощущение невероятной свободы – откуда только оно взялось? Бегом, бегом по лестнице, простучать каблучками, вылететь в майский вечер и не оборачиваться, не оборачиваться на окна, за которыми женщины смотрели с картин на художника, нарисовавшего их с букетами в голубых руках. Какая-то дама в белом платье попалась ей навстречу, и Юлька вдруг увидела, что это Кристина – с лицом, похожим на высушенный цветок.

– Юля?

– Он вас ждет… там, наверху, – сбивчиво поведала Юлька. – Всего хорошего, прощайте!

Кристина открыла рот, но спросить ничего не успела – всем своим видом показывая, что она страшно торопится, Юлька помахала ей рукой и побежала к воротам. Поравнявшись с ними, она заметила, что в траве под кустами белеют ландыши, но тут же поняла, что ошиблась: это всего лишь молодая крапива расцвела мелкими невзрачными белыми цветами, веночком окружающими стебель. Рассмеявшись неизвестно чему, Юлька выскочила наружу и отправилась искать ближайшую станцию метро.

Стоило ей войти в квартиру, как навстречу проковыляла Валентина Захаровна. Но вместо того, чтобы остановиться и спросить, как у Юльки дела, она лишь кивнула встрепанной седой головой и скрылась в своей комнате. Юльке показалось, что глаза у нее заплаканные. «Ничего себе! – она едва не присвистнула. – Неужели ведьма ее обидела?!»

Из-за неплотно прикрытой двери раздался звук, похожий на всхлип, и Юлька обмерла. Господи, да Валентина плачет! Ей захотелось немедленно вбежать к Мурашовой, обнять, утешить ее, сказать что-нибудь такое, от чего та рассмеется и снова станет прежней Валентиной Захаровной – спокойной и миролюбивой, неуязвимой для злых шуточек Марты Рудольфовны.

Но стоило Юльке сделать шаг к комнате Мурашовой, как дверь закрыли изнутри и, кажется, даже повернули ключ в замке. Проскрипел стул, прошуршала задернутая штора, и снова стало тихо.