Танцы на осколках (СИ)

Милка последовала за мужчиной, испуганно озираясь по сторонам. Она привыкла видеть город полный жизни: будучи девчонкой, нередко сбегала сюда с замковыми мальчишками, побродить по базарам, свистнуть яблоко-другое, за что потом получала от няньки нагоняя. А теперь город словно вымер. Тоска, страх и предчувствие беды черной змеей заползли за шиворот.

Мужчина с девушкой прошли мимо пустых домов, пару раз свернули и вышли, наконец, к добротно сколоченной избе. Двери были плотно прикрыты, но в хате кто-то был. Наёмник бухнул в стену:

— Лешик! Это я, открывай.

Бас мужчины прокатился по пустынным улицам, эхом отразившись от стен. Где-то вспорхнула стая птиц. В доме притихли, послышались шаги, и дверь осторожно приоткрылась. В щели торчал глаз:

— Едрит твою с молитвою, Брест, какого рожна ты тут орешь, а ну быстро заваливайся внутрь.

Дверь распахнулась, и грубые мужские руки затащили наёмника со служанкой внутрь. Пара постояла немного, привыкая к темноте, а после огляделась. Беглый стражник не узнал когда-то уютную хату. В доме пропала вся мелочь: утварь, половики, другое добро. Теперь посередине комнаты стоял только огромный дубовый стол, застеленный грубо нарисованной картой города, и толпа суровых мужиков в тяжелых латных доспехах, хмуро рассматривающих незваных гостей.

— Лешик? — спросил один из них, обращаясь к хозяину.

— Все в порядке, он свой, — успокоил его мужчина. — Это Брест, тот самый, про которого я баял.

Воины переглянулись между собой, один из них подошел к наёмнику вплотную:

— Так это ты у барона камень охранял?

— А что? — набычился в ответ мужчина.

Они стояли, сверля друг друга взглядами. Латник не уступал Бресту в росте, но в отличие от него, весь был закован в тяжелый металл.

— Плохо охранял, — криво ухмыльнулся он.

В воздухе запахло керосином. Было достаточно одного слова, чтобы рвануло. Лешик хотел было уже вмешаться, как за него это сделала Милка:

— Стоян?! Ты ли это?! — Девица вышла из-за Бреста.

Латник удивленно вскинул брови:

— Барыня?! Ты же померла!

Он попятился назад, пока не уперся в стол. Остальные воины отшатнулись, кто-то осенил себя триной, кто-то схватился за обереги. Милка сняла капюшон, представ перед ними хоть и чумазая, но довольно живая и даже здоровая.

— Стоян! — радостно взвизгнула она и бросилась на шею латнику.

Тот стоял ни жив ни мертв, даже боялся пошевелиться, на что бывшая служанка ему заявила:

— Ну, полноте, Стоянушка! Да живая я — живая. Не привид, не чудь.

Она быстро затараторила, рассказывая заново всю свою историю, правда, умолчав о жизни в корчме. С каждой фразой мужчина, названый Стояном, теплел взглядом, пока, наконец, не сжал в медвежьих объятиях беглянку. Милка только охнула, но вырываться не стала. По щекам сурового воина потекли слезы. Брест опустил глаза — негоже на мужскую слабость смотреть.

— Милка! Милочка! Что ж ты, дуреха, наделала! Ну, сбаяла бы мне про свою беду, дык я бы тебе сам пособил!

Девушка счастливая повернулась к наёмнику:

— Это Стоян! Друг мой давний! Ох и шкодили мы в детстве! Помню у тетки одной, большой такой, прилавок уронили, так все груши у нее рассыпались по базару…

Она еще что-то рассказывала, а воины за спиной своего соратника облегченно выдохнули. Лешик, махнувши рукой, пошёл к ожидающему его Бресту. Пока знакомцы миловались друг с другом, старые друзья решили обсудить дела.

— Где ж семья-то твоя? — спросил наёмник, отвернувшись от душещипательной сцены возвращения блудной дочери.

— Отправил вместе с отцом отсюда, а сам с товарищами остался. Беда стряслась, Брест. Хоть и оттягивали её, как могли, да не оттянули. Эти мужики — мои друзья из городской стражи, некоторые из замковой охраны. Говорят, вечером Хранители веры пойдут на замок.

— Да замок им ни в жисть не взять! Чем они там, чадовницами[1] перед стенами трясти будут?

— Епископ не дурак, в замке есть его люди, они и ворота откроют в нужный момент. Вячко, — Лешик поискал глазами нужного мужика, — Вон тот, в углу. Он из замка, сказывал, что внутри тоже не все гладко. Стража друг на друга волками смотрят. Кто-то пустил слух, что предатели среди своих есть, так теперь мужики грызутся по любому поводу — подлеца выискивают.

— Хитёр, паскуда, этот Епископ: соратников друг на друга науськать, — скривился наёмник. — Что же барон ему откупную за рубин не даст? Что-то не верится, что все из-за одного камня.

Его друг перешел на шепот:

— Сказывают, что камень этот какой-то силой обладает. Епископ сам его искал, но Гжевик церковника опередил — первый до сокровища добрался. А опосля решил пойти на мировую с тринниками да рубин в дар Трем преподнести.

— Но тут камень пропал, — вставил Брест.

— То-то и оно. Епископ не верит, что рубин исчез. Мужик считает, что старый барон его себе решил оставить.

— Брехня, — твердо заявил наемник. — Я этот булыжник в руках держал.

— Так ты его добыл? — обрадовался Лешик.

Брест скривился. Он кратко рассказал о своих злоключениях, опустив пару моментов. С каждой фразой его соратник менялся в лице, крепко выругавшись под конец. Он сплюнул на пол и ударил кулаком в стену от злости: