Танцы с ментами

А начав анализировать, почему я, вопреки своим амбициям, выгляжу так «комильфо», я поняла, что мой внешний вид подчинен моей работе. Я подсознательно рассчитываю, что должна выглядеть достаточно прилично, чтобы беседовать с представителями высших классов и купечества, то есть с депутатами и бизнесменами, которые одеваются в бутиках и причесываются в салонах и всех других по одежке встречают. Но ни в коем случае не создавать у них впечатления, что я могу позволить себе дорогие вещи: я ведь государственная служащая с фиксированной зарплатой, которой не то что на педикюр в салоне – на еду не всегда хватает; и одновременно не раздражать представителей средних классов вычурностью облика и излишней холеностью, да и бомжей не отталкивать. А когда я рассматриваю себя в зеркале – отжалев, что не обладаю броскими чертами, – я понимаю, что надо сказать родителям спасибо за свое лицо, располагающее к себе и обвиняемых, и потерпевших. Один опер мне как-то сказал: «Тебе бы, Маша, у нас на агентуре сидеть: у тебя бы люди за одну твою улыбку работали».

Мои размышления прервал сильный толчок в спину, отчего я чуть не выронила сумку и пакеты. Какой-то пьяненький дядька, похоже, попытался пройти прямо сквозь меня. Сил не было огрызаться, тем более что подошел мой трамвай. Забравшись в вагон, я стала доставать из сумочки удостоверение, чтобы показать кондуктору, и вдруг обнаружила, что у меня в руках нет мешочка с яйцами. Ни фига себе – средь бела дня, на оживленной улице, типичнейший «рывок»; дядька-то не просто меня в спину двинул – он себе яичницу на ужин зарабатывал! У меня аж слезы на глаза навернулись от обиды. Достойное завершение славного дня!

Из гущи народа, наполнявшего трамвай, ко мне протиснулась знакомая адвокатеса из нашей консультации.

– Привет, Машуня! Из тюрьмы? Я тоже только что закончила.

– Из нее. Ты представляешь, Ирина, у меня только что десяток яиц украли!

– Как это украли?!

– Да так: стою на остановке, мимо проходит мужик, сильно меня толкает, спохватываюсь – в руке нет мешка с яйцами!

– Маша! Но это же не кража! Это типичнейший грабеж, открытое похищение!

– Да хоть бандитизм, мне от этого не легче. Последние шесть тысяч на яйца истратила…

К Машке я едва приплелась. Не успела я войти в прихожую, как зазвонил телефон: это Горчаков проверял, жива ли я еще.

Убедившись, что я плохо соображаю, Машка стала спрашивать, что со мной случилось на этот раз.

– Представляешь, – говорю я ей, – десяток яиц у меня сперли на остановке, а Горчаков кричит, чтобы я шла заявлять в милицию. Что ж, я приду и буду требовать возбудить дело о краже яиц стоимостью шесть тысяч?

– Маша! – подняла брови подруга. – А почему яйца такие дорогие?!

… Следующим утром, когда я вышла на улицу и направилась на работу, мне в глаза бросились двое молодых людей с короткими стрижками и профессиональной цепкостью взгляда, сидевшие на корточках напротив парадного. На земле возле них стояла банка из-под джин-тоника. «Это в восемь часов утра», – машинально отметила я. Впечатление пивших с вечера они никоим образом не производили.

Я внимательно рассмотрела их, а они, не стесняясь, разглядывали меня.

За углом стоял еще один юноша с короткой уставной стрижкой. Увидев меня, он огляделся и двинулся следом за мной походкой скучающего человека. У метро его сменил еще один, похожий на него, как брат-близнец.

На работу я явилась полностью деморализованная. Я не пошла звонить Синцову из канцелярии или от помощников по гражданскому надзору (ну не слушают же они всю прокуратуру?!), а воспользовалась своим собственным телефоном. Дозвонившись, я высказала Андрею все, что я думаю о профессиональной деградации сотрудников наружной службы, если «срубить» их наблюдение не представляет труда даже неспециалисту, и что в следующий раз я просто проверю у них документы или сдам в ближайшее отделение.

Андрей картинно мне сочувствовал; судя по тому, как он мне подыгрывал, мы оба чувствовали себя как Бим и Бом на арене, которые выкрикивают интимные сообщения, адресованные друг другу, стараясь, чтобы их услышали задние ряды амфитеатра.

Войдя ко мне в кабинет, Стас, похоже, почувствовал витавшие в воздухе флюиды моего негодования и куда-то исчез. Через пятнадцать минут он вернулся с мороженым, налил мне кофе и поставил на мой стол поднос, на котором рядом с чашкой лежала гвоздика.

Пока я успокаивала нервы кофе с мороженым, Стас развлекал меня:

– Маша, слышала? Уже про убийство Версаче анекдот придумали: один новый русский другому говорит: «С Васькой-киллером какая неприятность-то приключилась! Он на Майами уезжал, спросил меня, не нужно ли мне там чего; ну, я ему „Версаче" заказал, а он меня неправильно понял…»

Я фыркнула, и Стас, поняв, что я уже работоспособна, принес дело об убийстве Боценко.

Открыв фототаблицу к протоколу осмотра места происшествия, я поразилась тому, какая красавица лежала на затоптанной лестничной площадке в луже крови. Невероятной длины и красоты ноги, длинные прямые каштановые волосы, даже в смерти поза ее была изящной, а выражение лица – безмятежным.