Медальва встала и направилась к берегу озера, что находилось неподалеку. Она жестом пригласила Альбериха и Панепаэль следовать за ней.
— Возьмитесь за руки и идите в воду. Там, на том конце вашего пути, вас ожидает жизнь.
Альберих взял за руку девочку и сделал шаг в воду.
— Больно! — почти закричал Альберих.
— Боль — часть жизни. Если ты чувствуешь боль, значит, ты живой, — сказала богиня.
— Вперед, Альберих, вы же король! — подбодрила Панепаэль, которая еще не вошла в воду — до нее оставался всего один шаг, который она опасалась сделать, зная, что ей тоже будет больно.
Альберих сделал шаг, и девочке пришлось следовать за ним. Холод сковал ноги, было больно, мучительно больно, но она знала, что надо идти вперед.
В голове стоял туман, руки и ноги двигались автоматически, боль была везде, в каждой частичке тела.
Вода дошла до щиколотки, до колен, до живота… Остался всего один шаг, и вода закроет рот, не давая возможности дышать. Но они знали, что, только умерев здесь, они возродятся там!
Еще один шаг, и они исчезли под водой…
Глава 15
Карта 15. Дьявол
Панепаэль почувствовала, что может дышать. Через мгновение она поняла, что больше не идет в воде, а парит в воздухе именно в тот момент, когда она и Альберих падали с рушащейся башни.
Но теперь они были в компании Элсирин, которая, ухватившись когтями за их одежды, пыталась сдержать падение.
Вряд ли намерения существа находились в области благородных стремлений — оно просто пыталось поймать две жертвы и распорядиться ими по своему усмотрению.
Боль от когтей Элсирин доказывала, что они в реальном мире, и то, что они пока находятся в плену у подручных врага.
Альберих тоже пришел в себя, но вместо размышлений он начал действовать — девочка поняла это по крикам, которые издала Элсирин. Король лупил ее руками и ногами, заставляя ослабить хватку.
Панепаэль начала помогать Альбериху, размахивая руками и ударяя по телу существа. В этот момент она заметила, что колода вот-вот выпадет из сумки. Девочка попыталась схватить карты, но ветер первым добрался до них, превратив колоду в облако бумажных картинок. Лишь одна карта осталась в руках девочки.
Впрочем, несмотря на неудачу с картами, они добились своего: птица, поняв, что вот-вот лишится добычи, решила спрятать ее и, влетев в ближайшее окно башни, бросила их на пол.
Уже лежа на каменном полу башни, девочка вспомнила слова богини: «Вы потеряете то, что является для вас самым дорогим!»
Такова была плата за жизнь. И что теперь? Что она могла сделать без колоды карт?
Панепаэль была готова расплакаться, но знала, что борьба еще не окончена и нет времени для эмоций, как бы ни было тяжело.
Панепаэль осмотрелась по сторонам. Это был большой зал, потолок которого уходил высоко вверх и, видимо, заканчивался вершиной башни, которая теперь зияла пустотой. «Это Панепаэль постаралась!» — подумала девочка с некоторой гордостью.
На стенах зала девочка разглядела древние картины, на которых были запечатлены Скрижали. Посредине комнаты стоял большой черный трон, поблескивающий в свете факелов, развешанных по краям зала.
Альберих был рядом и не подавал признаков жизни. Но по тому, что его грудь то поднималась, то опускалась, девочка сделала вывод, что он жив, но находится без сознания.
Панепаэль услышала звуки, доносящиеся из-за трона. Взглянув в ту сторону, она увидела фигуру, которая вышла из дальней двери и направилась к трону. По мере того, как фигура приближалась к тому месту, где располагался трон, ощущения девочки о том, кто перед ней, становились все более и более ясными — это Доккалфар!
Доккалфар остановился за троном, раскинув руки в стороны и начал петь на каком-то незнакомом языке. Он пел тихо, но в то же время каждое слово и каждый звук достигали слуха девочки.
Альберих застонал и заворочался. Панепаэль немедленно закрыла ему рот ладошкой и сказала в ухо:
— Ни звука!
Альберих кивнул, понимая, что от него требуется.
Они смотрели в сторону трона, где происходили волшебные метаморфозы.
По мере того, как пение Доккалфара усиливалось, становясь все громче и громче, воздух на троне стал обретать черты. Вначале это было туманное облако с человеческими очертаниями. Затем оно стало приобретать четкость, форму, весомость, как бы материализуясь из другого мира.
Это было странное обнаженное существо с темной, почти черной кожей. Его глаза пылали адским огнем, они были полны злости, ненависти, смерти!
— Ты больше не становишься на колени, молясь мне, Доккалфар?! — произнесло существо страшным скрипучим голосом, как будто крышка гроба заговорила человеческим языком.