Тарра. Граница бури. Летопись первая

В приемной принцессы все было как всегда, но Гашпар не находил себе места, ожидая, что вот-вот сюда вломятся воины Михая. Мучила и неизвестность — Лайда не знал ни того, что сталось с Шандером и Сташеком, ни того, что творится в родной Гелани. Слушая щебетание придворных девиц и шмелиное гудение дуэний, Гашпар чувствовал, что потихоньку сходит с ума. Наконец затянутая в лиловое костлявая дама пригласила его к принцессе. Илана была не одна. Рядом, отвернувшись к окну, стоял сменивший Лукиана высокий бледный нобиль.

Рука Гашпара сама собой легла на эфес шпаги, но обнажать оружие ему не пришлось. Принцесса в защите не нуждалась. «Серебряный» никогда еще не видел ее такой красивой. Илана переоделась в розовое платье, поверх которого был наброшен плащ цвета поспевающей вишни. На обнаженной шее принцессы переливались невиданные красные камни, в ушах колыхались серьги, а гордую головку венчала диадема.

Ланка улыбнулась лейтенанту и поманила его рукой. Тот подошел, ничего не понимая. Туалет принцессы годился для Большого приема, но не для длительной скачки.

— Дан Лайда. — Принцесса говорила решительно, но больше всего лейтенанта убедил восторженный свет в ее глазах. Человека можно заставить произнести нужные слова, но заставить его радоваться нельзя. — Так уж вышло, что я не еду. Перед Шани я извинюсь, и, можешь мне поверить, вас никто не осудит за то, что вы бросились мне на помощь. Во всем виновата я. Не выслушав, что мне хотел сказать отец, я подняла настоящий переполох.

«Серебряный», недоумевая, смотрел на девушку, а та хитро ему улыбнулась и сказала:

— Одним словом, я не еду, но вот ты… Я прошу тебя отвезти письмо и подарок няньке моей матери. Я за всеми этими делами совсем забыла о старухе. Дан Бо уже распорядился, чтобы тебе дали лучшего коня.

Отчаявшись что-то понять, но несколько успокоившись, Лайда щелкнул каблуками и вышел. Дан Бо лично проследил, чтоб его не задерживали. На конюшне лейтенанта ждал полностью оседланный конь, не были забыты даже фляга с вином и седельные сумки, заботливо заполненные годящейся для похода снедью. Так и не перемолвившись словечком с Шандером, Гашпар Лайда погнал коня вперед, утешаясь тем, что к вечеру завтрашнего дня будет дома.

6

Гардани был спокоен так, как бывает спокоен человек, сделавший все, что от него зависело. Сташек не подведет, Шани был в этом абсолютно уверен. Возможно, потому, что иначе его, Шандера, смерть станет бессмысленной, а граф не мог допустить подобной мысли. Еще утром он на что-то надеялся, думал о маленькой колдунье с Лисьей улицы, о том, как они будут бродить среди серебряных идаконских скал, любуясь на залив Чаек. Что ж, судьба бросила кости, и ему выпала смерть. Но умирает он с чистой совестью и с оружием в руках.

…Два выстрела почти в упор свалили гоблина и высокого русого тарскийца, полгода назад купившего у Шандера медвежью гончую. Воспользовавшись мгновенным замешательством преследователей, граф выскочил из своего укрытия и, прикончив кинжалом еще одного нападавшего, скрестил свою шпагу с тарскийской. В узком, плохо освещенном каменном мешке дерущиеся лишились возможности стрелять.

К счастью для графа, его спина была прикрыта старой решеткой. Задыхаясь, оскальзываясь на окровавленных камнях пола, Шани дрался в зловещей тишине, нарушаемой лишь стуком металла о металл, тяжелым дыханием и топотом ног. Четверо врагов уже лежало на каменном полу. От людей обороняться было привычнее, а вот нелюди, те орудовали кривыми ятаганами… Гардани пришлось бы плохо, не покажи ему загостившийся в Таяне Рене, как надо биться с уроженцами Эр-Атэва, предпочитавшими это странное оружие шпагам и рапирам.

В Тисовой пади Шани проверил теорию практикой. Если б не это, он давно бы лишился как шпаги, так и руки, ее державшей. Клинок графа исступленно лязгал, парируя чужие удары. Скорость и еще раз скорость… Гоблины массивнее и поэтому медлительнее… только это и могло сейчас — нет, не спасти, но выиграть несколько лишних мгновений и сделать его смерть не напрасной. Гардани держал дыхание из последних сил — иначе ему не вынести убийственной скорости, и так почти невозможной… мышцы сковывала предательская тяжесть, в ушах и в горле лихорадочно стучал пульс, перед глазами расплывалось что-то алое… Шани не знал, была ли это кровь, или просто усталость брала свое… Не знал он и того, сколько времени идет бой у арки — ему казалось, годы, но на деле эти годы могли обернуться парой десятинок.