Тарра. Граница бури. Летопись первая

Всадник ждал, прислонившись к перекрученному ветрами и веками необъятному стволу, и белый заяц ждал вместе с ним. Затем ветви кустарника расступились, и показался еще один человек. В лунном свете его волосы блеснули серебром. Зайца пронзила острая боль — присутствие чужака жгло не хуже огня, однако ушастый вытерпел и это, только неуклюже, совсем не по-заячьи отполз назад. Он видел, как приехавший, размахивая руками, что-то взволнованно рассказывал. Белоголовый молча привлек юношу к себе, и они уселись прямо на траве, подстелив плащ. Разговор затягивался. Старший что-то мягко, но настойчиво доказывал. Младший не соглашался, но в конце концов кивнул и спрятал лицо на груди собеседника. Заяц, собрав все свои силы, подобрался поближе, ему даже удалось услышать часть разговора. Затем седой ушел, а юноша встал, потянулся, поправил волосы и снова устроился на плаще.

Не прошло и получаса, как белоголовый вернулся, ведя в поводу черную лошадь. Чутье у нее было получше, чем у той, что принадлежала юноше. Она нервно повела ушами и коротко, зло заржала, поворотив голову в ту сторону, где затаился белый заяц. К удаче последнего, хозяин не только не обратил внимания на недовольство коня, но и цыкнул на животное, которое послушно замолчало, недобро косясь в темноту. Вскоре два всадника осторожно выехали на тракт и пустились в обратный путь. Заяц поскакал следом, стараясь не приближаться к пугливой лошади и ее опасному хозяину.

Путники выехали на берег Рогга, когда над горизонтом, предвещая скорый рассвет, поднял крыло звездный Лебедь. Впереди тихо плескалась темная вода, шуршали тростники, сонно крякнула утка. Наездники спешились и долго стояли рядом, держась за руки, затем юноша направил коня в воду, где оказался брод. Седой какое-то время смотрел ему вслед, а затем неспешной рысцой поехал вдоль реки. Белый заяц последовал за ним, но всадник уехал недалеко. Отыскав в придорожном лесу полянку, незаметную с тракта, он привязал коня к дереву и улегся в траве, глядя в светлеющее небо.

И снова заяц ждал. Небо стало льдисто-зеленым, окрасилось в сиреневые, желтые и, наконец, малиновые цвета. Заблестели капли росы, цветущий который месяц кряду шиповник и заросли переспевшей малины огласились жужжанием пчел. Зверек, хоть и забившийся в самую чащу, испытывал непереносимые страдания, но глаз с седого не спускал, а тот лежал почти неподвижно, раскинув руки и чему-то улыбаясь. Легкие высохшие травинки смешались с серебристыми волосами, голубые глаза не мигая смотрели в ослепительное небо. Человек вряд ли мог лежать час за часом, в упор глядя на летнее солнце, но для седого это, похоже, было истинным наслаждением. Солнце уже склонялось к горизонту, когда он наконец встал и пошел к своему коню, лениво срывая подвернувшиеся под руку ягоды. Заяц настороженно следил за тем, как мужчина взлетает в седло и направляет лошадь по узкой дорожке, ведущей в глубь леса. Следовать за ним и дальше не имело смысла — заяц прекрасно знал, куда ведет эта тропа.

Зверек пролежал в кустах еще пару часов, а когда тени сгустились настолько, что можно было не опасаться прямых солнечных лучей, помчался к броду.

2

На всякий случай Рене дважды объехал опоясывавшее старую башню каменное кольцо в три человеческих роста высотой. Массивные ворота распахиваться не спешили, но рядом имелась калитка, размеры которой позволяли провести коня. Рене и провел.

Смазанные петли даже не подумали заскрипеть. Оказавшись во дворе, мощенном булыжником, эландец запер калитку — у Иланы есть свой ключ. Все было спокойно, только высоко над двором проносились ласточки, обещая назавтра солнце.

Герцог отвел своего цевца на конюшню и поднялся по пологим ступеням. Еще один ключ легко повернулся в замке, и дверь гостеприимно распахнулась. Несмотря на приближающуюся осень, дни стояли жаркие, и прохлада башни не могла не радовать. Аррой знал, что Илана появится позже, но это его не заботило. Наскоро стряхнув дорожную пыль, эландец обошел Приют Королевы, в котором после смерти сестры так ни разу и не побывал, и в итоге расположился в примыкающей к Белой башенке Морской гостиной, где был накрыт изысканный ужин: прежде чем в оговоренный час покинуть замок, слуги привели все в надлежащий порядок.

Трепетно относящийся к своим обязанностям Жан-Флорентин обследовал еду и питье, не забыв ознакомиться с цветами в вазах, свечами и заботливо сложенными в камине на случай холодной ночи поленьями, потребовал, чтобы его пронесли по всем указанным им местам, и объявил, что отравы поблизости нет.

— Собственно говоря, я в Ланке и не сомневался, — откликнулся Рене.

— Если в доме есть слуги, — резонно возразил Жан-Флорентин, — их всегда можно подкупить. Доверие, оказываемое вероломному, дает ему возможность вредить.

— Они живут здесь много лет и очень любили сестру.