Тарси

Старая кирпичная девятиэтажка, долгие годы простоявшая серой от грязных дождей и наплевательского к себе отношения жильцов и муниципальных служб, прошлым летом была выкрашена в весёленький желтый цвет. Тяжелая металлическая дверь подъезда, заляпанная обрывками многочисленных объявлений "Продается", "Сниму" и "Сдам", неохотно пропустила Илью внутрь. Повеяло жареной картошкой, вареной капустой и мусоропроводом. Лифт не работал, лампочку на первом этаже в который раз разбили… И всё равно это была цивилизация!Принять душ, заварить кофе и уставиться в телевизор – сейчас Илья с нетерпением предвкушал эти незатейливые вещи. Но едва только он поднялся на четвертый этаж, как дверь напротив его квартиры распахнулась, и в проёме показалась соседка Валя.

"Будто у глазка стояла, меня поджидала", – подумал конквестор с досадой. Пригляделся к соседке и решил, что, вполне возможно, так оно и было.Высокая русоволосая тридцатипятилетняя женщина была красива. Точнее, была бы красива, если бы не измучили так её вечное безденежье, двое непоседливых детей, вот уже четыре года как живущий с ними в двухкомнатной квартире больной свёкор и, самое главное, непутевый муж Славик. Растрепанная, с припухшими глазами, в бесформенном фланелевом халате, Валя молча смотрела на соседа, не замечая явных изменений в его внешнем виде.

– Что он на это раз выкинул? – сразу сообразил Илья.

Муж Вали, Славик, работал в милиции, а потом – в полиции вот уже пятнадцать лет, и до сих пор остался простым пэ-пэ-эсником.

Несмотря на усилия жены постоянно мятый и грязный, всегда чуть-чуть с бодуна, Славик обладал отменной способностью вляпываться в самые разные неприятности и переходить дорогу не тем людям. Он был "пьющим интеллигентом" и очень любил рассуждать о политике, причем так, что вроде бы очевидные вещи, о которых писали газеты, в его устах приобретали совершенно другой смысл. Славик сопоставлял разрозненные незначительные факты и делал на их основе столь неожиданные и при этом верные выводы, что его собеседник лишался дара речи. Будь он следователем, цены бы не было его способностям, но Славик оставался рядовым пэ-пэ-эсником, а на этой работе такие умения особо не требовались.

Иногда на Славика нападали приступы раскаяния и трезвости, и тогда он ненадолго становился образцовым представителем правопорядка. Даже слишком образцовым, потому что в нём пробуждалось обострённое чувство справедливости, и тогда он ни в какую не желал поступаться своими принципами, и ему было не важно, кто совершил правонарушение – простой обыватель, богатый бизнесмен или представитель власти. И если коллеги в глубине души его за это и уважали, все они прекрасно понимали, что вот именно поэтому не светит Славику ни карьерный рост, ни лишняя звезда на погонах.

Соседа Славик очень уважал, ибо подозревал, что тот – секретный агент ФСБ. Подозревал небезосновательно – ведь Илья не раз и не два выручал незадачливого пэ-пэ-эсника, когда тот вляпывался в очередные неприятности с не теми людьми. Несколько месяцев назад, например, помог замять инцидент, когда Славик в припадке благородного гнева разбил все стекла и фары на дорогущем тонированном "Навигаторе" и разок врезал водителю, на скорости чуть не въехавшему в толпу школьников, переходивших дорогу. Водитель оказался помощником депутата, брызгал слюной, грозил пришить "обнаглевшему менту" "тяжкие телесные" и обещал стрясти кучу бабла за физический и моральный вред…

Из всхлипываний Вали Илья уяснил только то, что непутевый её муженёк опять вляпался в неприятности, что за ним приезжали из прокуратуры, что сказали – на этот раз Славик допрыгался, и теперь его точно посадят.