– Агамемнон, сын Атрея! – выкрикнул он. Ян объяснял, что у древних греков назвать человека только по имени было знаком уважения. Так обращались к лишь царям и героям – считалось, что они столь прославлены, что их всякий узнает по одному имени, без уточнения, чей он сын. Всех же остальных называли по собственному имени и имени отца. "Правила почти как у нас с именем-отчеством, только наоборот", – усмехнулся тогда Ян.
Назвать царя по его имени и имени его отца было знаком вопиющего непочтения, и Илья пошёл на это вполне сознательно.
– Агамемнон, сын Атрея, – повторил конквестор, когда стих возмущённый гул. – Мои мирмидоны на этой войне за тебя сражаться больше не станут.
– Нет, его не нашли.
– Не понимаю, – покачал головой Илья, забираясь внутрь, – Ведь ОМОН весь район в оцепление взял, да и ребята у Владимира Кондратьевича все толковые – Ахилл просто не мог мимо них проскочить. Не мог! Вот представь себе – вываливается он из прохода, вокруг снег, холод, чужой мир – ну что он будет делать? Долго кружить на месте, пытаясь сообразить, как вернуться обратно. Ну, предположим, потом решит начать куда-нибудь двигаться. Но далеко ли он уйдёт – зимой, в сандалиях и лёгком хитоне? Ясно, что недалеко. ОМОН ведь приличный радиус взял, так? Километров двадцать. Ну не мог Ахилл против них проскочить! Никак не мог!
– Илья, ты меня-то чего убеждаешь? – добродушно перебил Ян, чувствуя, что парень завёлся. – Расскажи лучше, как дела.
– Хреново.
– А что так?
– Действительно, что так, – пробурчал Илья, высвобождаясь из доспехов. – Даже и не знаю, с чего начать. Морда словно не моя – будто зубной сделал обезболивающий укол на всё лицо, и анестезия никак не проходит. Постоянно настороже, опасаюсь попасть впросак, боюсь проколоться на любой мелочи. Битва эта чертова. Терсит со своими воззваниями. Да ещё и амазонка…
– Какая амазонка?
– Ахилловы бравые молодцы захватили одну в плен, порадовать вождя, будь они неладны, хотели. Кажется, предводительница…
– Пенфесилея?
– Точно.
– И что?
– И ничего, – мрачно отозвался Илья и поморщился, вспомнив сцену в шатре, – Агамемнон притащил её к себе как раз тогда, когда мы с ним выясняли отношения. И пока мы обменивались любезностями, она себя заколола.
– Ну, во-первых, Пенфесилея так и так погибает от руки Ахилла, правда, обычно попозже; впрочем, это особой роли не играет. Во-вторых, знаешь, если исходить из того, что её ждало в плену у Агамемнона, она сделала правильный выбор.
– Попытайся для разнообразия сфокусироваться на позитивном, – предложил Ян. – В этой операции ты приобретешь поистине бесценный опыт. Насколько я знаю, никто за всю историю "Бастиона" не замещал столь значительную историческую персону. Про тебя ещё писать будут в наших учебных пособиях для новичков, – с улыбкой закончил он.
Илья не поддержал шутку, но и не стал спорить. Он откинулся на жёсткую спинку неудобного сидения "УАЗика" и глянул в окно, на безжизненный, замёрзший, укутанный снегом лес. Представил себе Ахилла, вывалившегося из прохода на ледяную поляну – в короткой легкой тунике, доспехах и тонких сандалиях на босу ногу. В такой мороз непривычный к холодам грек не то что до Москвы или Владимира – до ближайшей деревни не дойдет, околеет по пути. Найдут его, закоченевшего, очень нескоро, в лучшем случае по весне; безымянный следователь добавит ещё одного "подснежника" в длинный список неопознанных трупов, что появляются из-под тающего снега в конце марта, предпримет вялые попытки установить личность, и, так ничего и не выяснив, махнет рукой и добавит в статистику следственного комитета еще один "глухарь"…
Пригревшись в тепле, Илья как-то незаметно заснул, и разбудил его Ян уже у подъезда дома.