– Понятия не имею, – отозвался Ян, настороженно оглядывая горизонт, – Но выяснить не помешает.
– Зачем ты их отправил вперед?
Царь Итаки вздрогнул – он не заметил, как Илья к нему подошел. Но взял себя в руки мгновенно. Улыбнулся отточенной улыбкой прожжённого политика:
– Мы не очень хорошо эти места знаем, потому только разумно будет вперед несколько кораблей выслать. Разведать.
– А зачем четыре? Лучше один.
– Ну как же – один! – всплеснул руками Одиссей, – А если засада там? Не сможет один корабль отбиться!
– Откуда там засада?
– Откуда? – Одиссей, похоже, вовсе не рассчитывал на то, что Ахилл окажется таким дотошным и разговорчивым, – Нас ведь издалека заметить могли.
Илья много чего мог бы сказать по поводу этого маловразумительного объяснения. Жаль только, языковые возможности не позволяли. Приходилось обходиться имеющимся в запасе немногочисленным арсеналом слов и выражений и заходить в атаку с другой стороны:
– Зачем парус спустил?
– Мы ждем, когда остальные вернутся.
– Почему мы пошли к Сесту? Почему не на юг?
Вот тут Одиссей действительно забеспокоился и принялся теребить край туники. Хитрые глазки забегали, брови сошлись на переносице, отчего нос словно бы больше выдался вперед и сильнее заострился.
"Э, а не назначена ли у нашего хитреца с кем-нибудь встреча? Такая, где не нужны лишние свидетели? А я ему тогда зачем? – подумал Илья, глядя на всполошившегося Одиссея. – Может, он контрабандой промышляет? Да нет, не похоже – под палубой пусто, значит, и продавать ему нечего".
– Понимаешь, Ахилл, – наконец собрался с мыслями царь Итаки, – Поселки к югу от Трои опустеют скоро, и нам раньше или позже придется новые места искать, откуда брать еду. И вынужден кто-то будет исследовать их в первый раз, – голос Одиссея звучал все уверенней, по мере того, как он чувствовал, что твердая почва снова появляется у него под ногами, – Я всей душой о благе нашей великой кампании переживаю и сделать хочу все, что в моих скромных силах, чтобы победу обеспечить. Потому я готов рискнуть и лично на незнакомые берега выйти, смело взглянуть всем подстерегающим опасностям в лицо и с ними разделаться.
Царь искусно управлял своим голосом – то он едва не дрожал от затаенной, сдержанной силы, то опускался до трагического полушепота, то взлетал над узким кораблем и устремлялся прямо ввысь, то тихой пеленой стелился над волнами. Пропускавший мимо ушей половину витиеватых оборотов, Илья быстро огляделся и увидел, что неискушенных греков красноречие Одиссея ввело едва ли не в гипнотическое состояние. Они слушали его, раскрыв рты и, похоже, уже и сами верили в великую цель, ради которой пустились в опасное плавание – хотя какие уж тут опасности?
– Неведомые испытания поджидать нас могут на новом берегу, но что такое риск, когда ярким солнцем выше него горит великая победа над неприступной Троей и всем его героям бессмертная слава? Я готов на все, чтобы нашу великую миссию выполнить!
– Великую миссию? Это еду достать?
Одиссей поперхнулся и укоризненно взглянул на Илью. Потом заговорил уже нормальным голосом:
– Мы и впрямь никогда не ездили к Сесту и не знаем, что ждет там нас. Потому я и попросил тебя сопроводить нас – беда случись, нам самый прославленный воин пригодится.
Лесть была настолько грубой, что Илья поморщился. А также понял, что хитрый грек так и будет уходить от прямого ответа, и укрепился в мысли, что Одиссей что-то затевает. Знать бы еще что, и – тут он с проснувшейся подозрительностью поглядел на царя Итаки, – не является ли он, Ахилл, то есть Илья, частью его хитроумного плана? Может, Агамемнон приказал-таки избавиться от непокорного мирмидона, а Одиссей-то и рад стараться?
Похоже, Ян подумал о том же самом, потому что когда Илья вернулся к своему месту, его товарищ как раз укладывал рядом с собой предусмотрительно вынутый из-под палубы ксифос.
– Не думаю, что он решит прилюдно тебя убить прямо здесь, на корабле, – тихо сказал Ян, – Но будь начеку и, когда мы высадимся на берег, далеко от пентеконтора не отходи.
Солнце, тем временем, с величественной неторопливостью опускалось к потемневшей воде. Со стороны берега наползала ночная тьма, и потому приближающуюся землю становилось видно все хуже и хуже.
А потом из сгустившегося над водой плотного слоя ночного сумрака внезапно выскользнуло около десятка неуклюжих суденышек. Они окружили два неподвижных пентеконтора и замерли, словно стая мелких хищников, медлящая перед тем, как броситься на крупную для неё, но все-таки загнанную добычу.
– Лейстэс, лейстэс, – пронеслось над двумя судами.
– Чего? – обернулся к Яну Илья.
– Пираты, – ответил тот, и белесые брови сошлись на переносице.