– Вам, должно быть, интересно, – сказала графиня, – узнать цель преследований со стороны Рокова. Все очень просто. Граф имеет доступ ко многим секретным документам военного министерства. Иностранные правительства заплатили бы за них целое состояние. И потому их агенты готовы на любое преступление, лишь бы завладеть государственной тайной. Именно такой документ сейчас у него на руках. Эта бумага может принести славу и богатство тому, кто раздобудет ее для своего правительства. Роков и Павлов – русские шпионы. Они не остановятся ни перед чем ради этой информации. Случай на пароходе – я имею в виду нечестную игру в карты – был устроен для того, чтобы шантажировать моего мужа и выманить у него нужные сведения. Обвинение в шулерстве означало бы для него конец карьеры. Ему пришлось бы уйти из министерства, и все в обществе отвернулись бы от него. Роков и Павлов задумали поставить его перед выбором: честь взамен на документы либо бесчестье. Вы разрушили этот план, и тогда негодяи придумали другой: они решили поставить на кон репутацию не Рауля, а мою. Когда Павлов вломился ко мне в каюту, он прямо сказал об этом. Он обещал ничего не предпринимать, если я помогу им. В случае моего отказа Роков, который стоял снаружи, должен был известить старшего стюарда о том, что я развлекаюсь с мужчиной, запершись в каюте. Он собирался раззвонить об этом по всему пароходу, а по прибытии сообщить еще и журналистам. Разве это не ужасно? Но я, по случаю, знаю нечто такое о мсье Павлове, что грозит ему виселицей в России, если только сообщить об этом петербургской полиции. Я шепнула ему одно имя, и тогда он набросился на меня как сумасшедший и стал душить. И задушил бы, если бы не вмешались вы.
– Скоты! – пробормотал Тарзан.
– Это хуже, чем скоты, мой друг, – сказала графиня, – это бесы. И я боюсь за вас, поскольку вы навлекли на себя их ненависть. Вам надо теперь всегда быть начеку. Ах, пообещайте всегда быть бдительным, ради меня! Я никогда не прощу себе, если вы пострадаете оттого, что проявили великодушие по отношению ко мне!
– Но я совсем не боюсь их, сударыня, – ответил он. – Мне приходилось сталкиваться с куда более серьезными врагами, чем Роков и Павлов.
Было ясно, что Ольга ничего не знала о происшествии на улице Моль, и Тарзан решил ее не расстраивать.
– Но почему же вы не сдадите этих негодяев властям?
Графиня ответила не сразу.
– Есть две причины, – произнесла она наконец. – Одна из них мешает это сделать графу. А вторая – мне. – Тут она замолчала, внимательно всматриваясь в лицо Тарзана. – Эта тайна известна только Рокову и мне. И почему-то…
– Почему-то – что? – с улыбкой спросил он.
– И почему-то мне хочется рассказать вам то, о чем не знает даже мой муж. Мне кажется, что вы поймете и подскажете, как следует поступить. И не станете судить меня слишком строго.
– Боюсь, я никуда не годный судья, мадам, – ответил Тарзан. – Если бы вы обвинялись в убийстве, я бы постановил: жертва должна быть благодарна судьбе за столь прекрасную смерть.
– Не говорите так! – запротестовала она. – И речь не идет о таких ужасах. Но прежде позвольте мне объяснить, почему граф отказывается преследовать этих людей по закону. А потом, если мне хватит храбрости, я расскажу вам и о самой главной причине, которая удерживает меня. Первая причина заключается в том, что Николай Роков – мой брат. Мы русские. Николай, сколько я его помню, никогда не дорожил честью. Он служил в русской армии в чине капитана, но потом его выгнали со службы. Это было связано с каким-то скандалом, который со временем забылся, и отец сумел устроить Николая в тайную полицию. Брат совершил много ужасных преступлений, но ему всегда удавалось уходить от ответственности. В последний раз он прибег к политическому доносу, обвинив своих жертв в заговоре против царя, и русская полиция, всегда готовая поддержать подобные показания, освободила его.
– Но разве его попытки совершить преступления, направленные против вас и вашего мужа, не лишили его возможности по-прежнему рассчитывать на родственные отношения? – спросил Тарзан. – Вы ничем ему не обязаны, мадам.
– Но ведь есть еще и другая причина. Пусть я не обязана ему ничем, хотя он мой брат, но он знает обо мне нечто такое…
Графиня помолчала, а затем продолжила: