Тарзан. Том 5

Он уже думал, что умирает, когда заполз в кусты и без чувств свалился там. Но к утру жизнь вернулась к нему. Он осмотрел рану и обнаружил, что копье пробило только мышцу под левой рукой. Рана была болезненная, но не смертельная. Сейчас надо было как можно дальше убраться от Джейн Клейтон, и он пополз на четвереньках. Он убегал от этой женщины, он боялся и проклинал ее, но желание обладать ею не оставило его. Он отомстит ей за все, она дорого заплатит за его страдания, за то, что отвергла его! Сейчас он отползет и спрячется, но потом, конечно, он вернется, он заставит ее покориться. И вот когда он будет, наконец, обладать ею, он сдавит ее стройную, нежную шейку своими руками и задушит ее.

Так ярко и зримо он представлял это себе, такое сладострастие охватывало его при этом, что он принимался хохотать тем резким, ненатуральным смехом, который так напугал Джейн. Он полз и хохотал в пароксизме безумной злобы и желания. Колени его болели и кровоточили. Он сел, оглянулся и прислушался — никого не было, все было тихо. Никто не гнался за ним. С трудом поднялся он на ноги и, качаясь, пошел. Жалкое зрелище являл собой этот человек, весь покрытый грязью и засохшей кровью, со спутанными, свалявшимися, нестрижеными волосами и бородой. Он потерял ощущение времени, брел наугад. Поедал фрукты и ягоды, попадавшиеся на дороге, выкапывал из земли орехи. Он брел по берегу озера и всегда мог напиться. Когда раздавалось рычание льва, взбирался на дерево и долго сидел там, всем телом дрожа от страха.

Через неопределенное время он подошел к южному берегу озера Яд-бен-лул. Путь ему преградила широкая река. На том берегу в лучах солнца сверкал беломраморный город. Обергатц долго смотрел на него, как на видение из сна, моргая глазами и ничего не соображая.

Это был А-лур, Город Света. Немец вспомнил Бу-лур, вспомнил ваз-донов. Они называли его Яд-бен-ото, своим богом, они поклонялись ему. Он проведет этих тупиц! Здесь можно сыграть ту же шутку! Он громко расхохотался, распрямил грудь и зашел в воду.

— Я — Яд-бен-ото! — кричал он.— Я великий бог! Где мой дворец и мой храм? Я — Яд-бен-ото! — визжал он.— Идите сюда, мои рабы, отведите вашего бога в храм!

Но до города было слишком далеко, и никто его не слышал. Видение белоснежного города окончательно сдвинуло его помутившийся рассудок. Войдя в воду, он бессмысленно глядел на нее, на стаю рыб, проплывавших мимо его ног, на отражение облаков и птиц. Он бессмысленно хохотал, пытаясь поймать их руками. Потом опустился на четвереньки и стал ползать в воде. Потом ему пришло в голову, что он морской лев, и забыв о рыбе, он лег в воду, пытаясь плыть, изгибая ноги так, будто это хвост. Его рассудок не вынес трудностей и лишений. Страх и злоба, голод и раны превратили Эриха Обергатца в лопочущего идиота.

Водяная змея вынырнула из воды, и человек на четвереньках стал гоняться за ней. Змея поплыла туда, где росли камыши, и Обергатц поспешил за ней, хрюкая, как свинья. Рептилия скрылась в зарослях, человек ринулся за ней и вдруг наткнулся на лодку, спрятанную в камышах. Он разогнулся и разразился идиотским смехом. В лодке на дне лежали два весла. Хихикая, человек вытащил их и пустил вниз по течению, с интересом глядя, как они плывут. Когда ему это надоело, он сел рядом с лодкой в воду и стал шлепать руками, наслаждаясь громким плеском и брызгами. Он потер руку об руку. Грязь смылась, открыв белую кожу. Это явно заинтересовало его, и он потер лоб, посмотрел на свое отражение. Это показалось ему занятным, и он стал тереть себя всего, смывая с тела грязь и засохшую кровь. Он не собирался купаться, просто его развлекали удивительные последствия его действий.

— Я делаюсь белым! — крикнул он и, повернувшись к городу, завопил: — А-лур! Город Света! — это вновь напомнило ему о Бу-луре и ваз-донах, которые его называли Яд-бен-ото.

— Я — Яд-бен-ото! — вновь завопил он.

Потом его взгляд упал на лодку, и новая идея посетила его. Он оглядел себя, поднявшись на ноги. Львиная шкура, прикрывавшая его, была грязной и мокрой. В сбившейся бороде и волосах тоже было мало божественного. С тех пор как у него появилась цель, он стал рассуждать более здраво: идея завладела им, сконцентрировав воедино его разбегавшиеся мысли. Он, разумеется, не стал здравомыслящим, но стал целеустремленным маньяком. Выйдя на берег, он нарвал цветов и листьев и вплел их в волосы и бороду. С удовлетворением погляделся в воду и остался собой доволен. Потом вернулся к лодке, оттолкнул ее от берега, влез в нее, встал во весь рост и поплыл по течению к городу. Полуголый, он стоял, горделиво сложив руки на груди, и кричал во все горло:

— Я — Яд-бен-ото! Пусть жрецы служат мне!