Татарская пустыня. Загадка старого леса

Но вычисленный срок – полгода, – добавлял лейтенант, может в зависимости от обстоятельств превратиться в семь-восемь месяцев или того больше. И тут Симеони начинал перечислять возможные причины задержки: ошибка при определении расстояния, которое предстоит преодолеть противнику; наличие других промежуточных преград, невидимых с Нового Редута (работы там могут оказаться более трудоемкими и занять больше времени); постепенное замедление темпов строительства по мере того, как чужеземцы будут удаляться от своих источников снабжения; осложнения политического характера, в силу которых строительство может на какое-то время приостановиться; снег, обычно парализующий работы на два-три месяца; дожди, превращающие равнину в сплошное болото. Это только основные препятствия. Симеони перечислял их очень старательно и подробно, чтобы не выглядеть безумцем, находящимся во власти бредовой идеи.

А что, если у строителей дороги нет никаких агрессивных намерений? Что, если ее прокладывают, например, в целях освоения новых, необозримых земель, до сих пор никем не возделывавшихся, бесплодных и необитаемых? А может, работы вообще прекратятся после того, как северяне пройдут еще пару километров? Так возражал ему Дрого.

Симеони качал головой. Пустыня слишком камениста, чтобы ее можно было возделывать, отвечал он. К тому же северное королевство располагает множеством заброшенных лугов, используемых только под пастбища, – для земледелия места там гораздо удобнее.

Но где сказано, что чужеземцы строят именно дорогу?.. Симеони уверял, что в очень ясные дни, на закате, когда тени заметно удлиняются, ему удается разглядеть прямую черточку насыпи. Дрого, как ни старался, так ее и не увидел. Кто может поручиться, что эта прямая линия – не просто особенность рельефа! Загадочные движущиеся черные точки и огни по ночам еще ничего не значат: возможно, они были там всегда, просто в прежние годы их нельзя было разглядеть из-за тумана (не говоря уже о несовершенстве старых подзорных труб, которыми до последнего времени пользовались в Крепости).

Так они все спорили до первого снега. Не успело кончиться лето, подумал Джованни, и вот уже наступают холода. Ему и впрямь казалось, будто он только что возвратился из города и даже толком не устроился на прежнем месте. А на календаре было 25 ноября, выходит, уже промчалось несколько месяцев.

Валил густой снег, и засыпанные им террасы стали белыми. Глядя на снежное покрывало, Дрого чувствовал, как усиливается уже ставшая привычной тревога; тщетно пытался он отогнать ее мыслями о своей молодости, о том, как много лет у него впереди. Время непонятным образом все ускоряло свой бег, проглатывая день за днем. Не успеешь оглянуться – наступает ночь, солнце огибает землю с другой стороны и поднимается снова, чтобы осветить засыпанный снегом мир.

Все остальные его товарищи, казалось, не замечали этого. Несли, как обычно, свою службу без всякого рвения и даже радовались, когда на доске приказов появлялось название следующего месяца, словно это им что-то сулило. Вот и еще на месяц меньше осталось торчать в крепости Бастиани, считали они. У каждого был свой предел – у кого скромный, у кого славный, – и, в общем, он их вполне устраивал.

Даже майор Ортиц, которому было под пятьдесят, равнодушно отсчитывал проносившиеся недели и месяцы. Он давно отказался от своей великой мечты и теперь говорил: «Еще лет десять – и можно на пенсию». Майор намеревался вернуться к себе домой, в старинный тихий город, где, по его словам, у него были какие-то родственники. Дрого смотрел на Ортица сочувственно, но понять его не мог. Что будет делать Ортиц там, внизу, среди обывателей, один, без всякой цели в жизни?

– Я научился довольствоваться малым, – говорил майор, как будто читая мысли Джованни. – С каждым годом мне нужно от жизни все меньше и меньше. Если ничего не изменится, домой вернусь в чине полковника.

– А потом? – спрашивал Дрого.

– А потом – все, – отвечал Ортиц, спокойно улыбаясь. – Потом снова буду ждать… С сознанием выполненного долга, – заключал он шутливо.

– Но за эти десять лет здесь, в Крепости… Может быть…

– Война? Вы все еще помышляете о войне? Мало вам того, что уже было?

На северной равнине, на границе вечных туманов, больше не появлялось ничего подозрительного; даже ночные огни погасли. И Симеони был этому чрезвычайно рад. Все говорило о том, что он прав: никакая там не деревня и не цыганский табор, а строительство, которое пришлось прервать из-за снега.

Глава XXIII