Татьянин день. Иван Шувалов

«В одно время в исходе зимы, — вспоминал он потом, — на половине моего пути к госпиталю встретились мне несколько дровней, наполненных лежащими солдатами и рекрутами. Я остановился и спрашивал: куда их везут? Бывший при них унтер-офицер сказал мне, что для излечения от тяжких болезней отправлены оные были в генеральный госпиталь, но что их в оный за опасностью не приняли, и обратно велено ему отвезти их в команду; я, увидя жалкое тех несчастных состояние, в числе коих несколько уже полумёртвыми казались, приказал обратно везти за собою в госпиталь, обнадежа, что их там помещу. Но как приехал вместе с теми страдальцами в дом госпитальный, то у большого крыльца увидел ещё несколько на дровнях лежащих больных. И как я только из моей кареты выходить стал, то доктор и комиссар оба вдруг спешно говорили мне, чтоб я далее крыльца не ходил, ибо чрез три дни, как я в последний раз у них был, чрезвычайное множество из разных команд солдат и рекрут навезли больных, а по большей части в жёстких лихорадках и прилипчивых горячках, и что уже более 900 человек у них в ведомстве больны, и теми не токмо все покои в нижнем и верхнем этаже, но и сени наполнены, и от тесноты сделалась великая духота, а для холодного времени отворять всегда окна не можно; итак, не токмо они один от другого заражаются, но и здоровые, призрение и услужение им дающие, от того впадают в болезни...»

Как можно было помочь сей беде? Глаз остановился на близлежащих строениях, в коих жили служащие госпиталя, и Шаховской велел их перевести в наёмные квартиры, а в освободившихся помещениях разместить больных. Нашёл он также несколько удобных помещений неподалёку от конюшенного ведомства и на берегу Яузы немалое строение, в котором, как оказалось, размещался пивоваренный завод. Завод тот был пуст, поскольку он готовил пиво только для императрицы, а её в тот год не было в Москве.

В тот завод кригскомиссар и решил переместить на время госпитальных служащих, о чём и написал в письме Ивану Ивановичу Шувалову. Тот ответил, что одобряет человеколюбивый поступок, и обнадёжил своею защитою. Но какой скандал поднял тогда Шувалов Пётр Иванович вместе с братом Александром, не зная, что разрешение уже дал их более сведущий в сём деле брат!

Сколько же такта, мягкости и человеколюбия пришлось выказать Ивану Ивановичу, чтобы остановить дело, кое братья уже направили в Сенат, дабы обвинить Шаховского в том, что тот якобы поднял руку на имущество её величества. Горячность проявил Пётр Иванович? Не только. Сказался его напористый нрав, привыкший действовать во всём, считаясь лишь с собственною выгодою, но не с пользою общею. И теперь он не мог не выказать того, что он считал личною выгодою, которая так нелепо, с его точки зрения, обошла их фамилию.

   — Ладно, — всё ещё не расставаясь с досадою, пробурчал Пётр Иванович. — Одарил государя миллионом — он тут же промотает сей фарт на своих голштинцев.

   — А вот сие — не моя вина. Я поступил так с думою о всеобщей пользе. И полагаю, что так распорядится деньгами и он, император. Зачем же заранее видеть в нём поступки, им ещё не проявленные? — стоял на своём Иван Иванович.

   — Чересчур ты, Вань, добр. Это тебе и мешает: был первым лицом в государстве, опричь самой императрицы, а остался ты с тем, с чем пришёл ко двору, — махнул здоровою рукою кузен. — Надеешься на ласку нового государя? Подставляй карман шире — он тебя отблагодарит, как же! Кстати, что он сказал о нас с Александром?

   — Как мне показалось, в вас он немало заинтересован. Полагаю, милость его коснётся и вас.

   — Ты так думаешь? — встрепенулся Пётр Иванович и неожиданно весь преобразился. — А как же иначе? Такие, как я, на дороге не валяются, чтобы чрез них перешагивать, не глядя. Вот как я ещё новому государю пригожусь, ты ещё, Вань, увидишь! Ему теперь, особенно попервоначалу, будут зело нужны советники с государственным умом и твёрдою хваткою. А я — таков. Завтра же поутру, как он приказал, буду пред его очами. Вот только правая сторона будто чужая временами. Иль, полагаешь, продуло где? Только бы не паралич. Такие времена настали — тут, брат, не до хвори.

Поутру, как и было наказано, Иван Иванович приехал на Васильевский остров, в Кадетский корпус. Вошёл в залу и не поверил своим глазам: кадеты в строю, а пред ними с эспантоном[22] в руке — сам император.

Узрел вошедшего Шувалова и, подав команду всем обратить взоры свои на нового директора корпуса, отдал ему сим эспантоном честь и самолично пред фрунтом отдал ему рапорт. Как бывший директор — вновь назначенному.

Сие так смутило Шувалова, никогда не бывшего в строю, что он потерялся. Но всё же взял себя в руки и принял от императора новую должность со всеми знаками, подобающими этому важному моменту.

Вскоре поехали на плац. Там уже экипаж за экипажем — целая вереница карет. А подле них — их владельцы.

Вот в первом ряду граф Алексей Григорьевич Разумовский, тут же голштинские принцы — дяди императора, где-то Никита Иванович Панин, воспитатель великого князя Павла Петровича. И конечно же — братья Шуваловы, Пётр и Александр.