— Конечно, понимаю, — запинаясь от растерянности, сказала Разбежкина. — Я же сама мать. Это самое большое счастье на свете. Все будет хорошо, ты, главное, не волнуйся. Сергей обязательно выздоровеет. Он знает про?…
— Нет, — грустно проговорила Баринова. — Я не была уверена, а теперь врач подтвердил.
— Ну, как узнает, сразу пойдет на поправку. Помнишь, я говорила, что мы с тобой обе когда-нибудь будем счастливы? Видишь, мечты сбываются! — улыбнулась Таня. — Ну, я пойду?
— Я тоже, — Баринова взглянула на часы. — Не хочу, чтобы он надолго один оставался. — Она вернулась в палату, а Таня еще некоторое время постояла около двери, одними губами шепча: «Ну вот и все, Сережа. Прощай и… постарайся быть счастливым».
Наконец, она повернулась и быстро пошла к выходу, но тут ей навстречу попался Миша Никифоров.
— Смена караула! — объявил он.
— Настоящий караул все еще на страже, — заметила Таня, — Так что готовься, может, еще и тебя не пропустит.
— Кто? Баринова? — возмутился Миша, которому та накануне устроила разнос за то, что у Сергея побывали Таня с Надей: Баринова заметила их, когда они выходили из больницы. — Пойдем со мной, она не имеет права. В конце концов, ты Сереге не посторонняя…
— Миш, не надо, — отказалась Таня, — Я только что говорила с ней: у Сережи все без изменений, так что… Ты иди один. У них семья. Я не должна больше сюда приходить, просто не имею права.
— А я так не считаю, — возразил Миша, — Таня, послушай, мне все известно. Я прочитал твое письмо.
— Какое письмо? — Разбежкина почувствовала, что у нее онемели губы, а голос звучит сдавленно.
— Которое ты Сергею написала перед отъездом, — подтвердил Миша ее самые худшие опасения. — Я знаю, что Надя — дочь Сергея. Только не думай, что я такой злостный любитель чужих тайн…
— Сергей знает? — прервала его Таня.
— Пока нет, но…
— Вот и хорошо, — облегченно вздохнула Таня. — Не надо ему говорить.
— Как это? — перестал вообще что-либо понимать Миша: ну ладно, Баринова умоляет его молчать, даже угрожает, это естественно, а вот почему Таня ей вторит почище лесного эха?!
— В этом письме нет ни слова правды, — быстро заговорила Разбежкина, — Я тебе все объясню. Когда я уехала в Норильск, я злилась на Сергея, хотела, чтобы ему было так же плохо, как мне. Накатала это письмо — пусть чувствует себя подлецом. Потом встретила другого мужчину, про письмо забыла… Да, это подло с моей стороны, но я тогда ничего не понимала! Надин отец совсем другой человек. Сергей не имеет к ней никакого отношения.
— Это правда? — недоверчиво спросил Михаил. — Тогда почему ты нервничаешь?
— Я не нервничаю, — возразила она, не замечая, как отрывает пуговицу от своего халата. — С чего ты взял? Мишка, если об этом письме узнает кто-нибудь еще — начнется чехарда, выяснения, ругань. Зачем эти проблемы? Зачем морочить голову Сергею и мешать жить мне?
— Ты врать не умеешь, — усмехнулся Михаил. — Выдаешь себя с головой: интонация, жесты.
— Слушай, прибереги это для экзамена, ясно? — раздраженно посоветовала Таня.
— Еще один прокол: лучший способ защиты — нападение, а ты нападаешь, потому что боишься, — отметил он.
— Я боюсь только одного: что ты устроишь путаницу. А распутывать придется мне. Ни в коем случае не говори ничего Сергею, особенно сейчас. Момент самый неподходящий. Сереже это не нужно.
— Насчет момента согласен, — кивнул Миша, — Но я подожду, — и с этими словами направился в палату.
А Таня позвонила Игорю. Ей так необходимо было с кем-то поговорить о своей новой проблеме! Кто, если не Гонсалес, может ее выслушать, понять и, возможно, посоветовать что-то мудрое? Игорь тут же примчался, и они вместе поехали в кафе, чтобы спокойно все обсудить.
— Я про это письмо и думать забыла. Господи, откуда оно вообще взялось? — сокрушалась Таня, — А Мишка заладил, как попугай: все знаю, все знаю, а я поначалу и понять не могла, о чем он! Да что же это такое? Только все пришло в норму, девушка замуж собралась…
— Не волнуйся, Танюш, мы что-нибудь придумаем, — Игорь успокаивающе накрыл ее руку своей.
— Что тут придумаешь? Рот ведь ему не зашьешь, а он обязательно расскажет, как пить дать. Может, не сейчас, не сразу, но со временем эта история все равно всплывет. А потом… страшно представить, что будет потом. Проклятое письмо, дернул же меня черт его написать тогда!
— В свидетельстве о рождении Нади кто записан как отец? — помолчав, спросил Гонсалес.
— Прочерк. В том-то все и дело.
— Тань, а если нам сделать другое свидетельство? Сейчас любые документы можно купить, за деньги тебе что хочешь напишут!
— Так это же криминал.
— Ну, какой это криминал? — удивился Игорь ее фантастической наивности, — Я же не предлагаю твоей дочери жить по фальшивым документам. Мы эту бумажку сделаем только для одного человека, просто чтобы показать, и все. А потом хоть в огонь кидай — больше не понадобится.
— Нет, — возразила Таня, впрочем, не слишком уверенно, — я так не могу. Я… Как же я устала от всей этой истории!
— Вот я тебе и предлагаю решить этот вопрос раз и навсегда. Не понимаю, что тебя смущает? Липовое свидетельство? Но это ведь такая мелочь…