Тау - ноль

— Я не имею в виду ваши проклятые измерения, вычисления, поправки курса, модификации оборудования. Это результат ничего иного, как инстинкта выживания. У омара, вылезающего из котла, примерно столько же достоинства. Я спросил себя, зачем? Что мы в действительности делаем? Какой в этом смысл?

— Et tu, Brute, — пробормотал Реймон.

Фрайвальд переворачивался, пока не оказался с констеблем лицом к лицу.

— Раз уж ты такой бездушный… Ты знаешь, какой сейчас год?

— Нет. И ты не знаешь. Данные слишком ненадежны. А если ты хочешь знать, какой год был бы на Земле, это для нас лишено значения.

— Замолчи! Я знаю весь этот треп по поводу синхронизации времени. Мы пролетели что-то около пятидесяти миллиардов световых лет. Мы огибаем пространство как таковое. Если бы мы вернулись в этот момент к Солнечной системе, мы бы ничего не нашли. Наше солнце давным-давно погасло. Оно разбухало и набирало яркость, пока не поглотило Землю, оно превратилось в белого карлика, в уголь от костра, в золу. Другие звезды последовали за ним. В нашей галактике не осталось ничего, кроме убывающих красных карликов, если хоть они остались. Если и их больше нет, тогда — только застывшая окалина, выгоревшие мертвые глыбы. Млечный Путь погас. Все, что мы знали, все, что произвело нас на свет, мертво. Начиная с человечества.

— Не обязательно.

— Тогда оно превратилось во что-то, чего мы не в состоянии понять. Мы призраки. — Губы Фрайвальда задрожали. — Мы мчимся вперед и вперед, одержимые одной идеей… — Снова дрожь ускорения сотрясла корабль. — Вот. Ты слышал. — Глаза его сверкнули белками, словно в страхе. — Прошли сквозь еще одну галактику. Еще сто тысяч лет. Для нас доля секунды.

— Ну, не совсем, — сказал Реймон. — Наш тау не может быть таким низким. Мы, скорее всего, пересекли спиральный рукав.

— Сколько миров уничтожив по дороге? Я знаю цифры. Мы не так массивны, как звезда. Но наша энергия — я думаю, что мы можем пронзить сердце звезды и не заметить.

— Возможно.

— Это еще одна составляющая нашего ада. Мы превратились в угрозу для… для…

— Не говори так, — искренне сказал Реймон. — Не думай так. Потому что это неправда. Мы взаимодействуем с пылью и газом, больше ни с чем. Мы действительно пересекаем много галактик. Они лежат сравнительно близко друг к другу относительно их собственного размера. Внутри скопления его составляющие отстоят друг от друга примерно на десять своих диаметров, часто на меньшее расстояние. Одиночные звезды внутри галактики — это совсем другое дело. Их диаметры составляют микроскопическую часть светового года. В районе ядра, в самой густонаселенной части… ну, одну звезду от другой отделяет такое расстояние, как одного человека от другого, стоящего на противоположном берегу континента. Большого континента. Вроде Азии.

Фрайвальд отвернулся.

— Азии больше нет, — сказал он. — Ничего больше нет.

— Есть мы, — ответил Реймон. — Мы живы, мы настоящие, у нас есть надежда. Что еще тебе нужно? Грандиозное философское обоснование? Забудь об этой роскоши. Наши потомки его выработают вместе с нудным эпосом о наших героических подвигах. У нас здесь пот, слезы, кровь — он блеснул улыбкой, — короче говоря, бесславные телесные выделения. И что в этом плохого? Твоя проблема в том, что ты считаешь, будто комбинация акрофобии, сенсорного голодания и нервного напряжения есть метафизический кризис. Я, например, вовсе не презираю наш животный инстинкт выживания. Я рад, что он у нас есть.

Фрайвальд висел в воздухе, не шевелясь.

Реймон приблизился к нему и сжал его плечо.

— Я не преуменьшаю твоих трудностей, — сказал он. — Продолжать все это действительно трудно. Наш худший враг — отчаяние, время от времени оно посещает каждого из нас.

— Только не тебя, — сказал Фрайвальд.

— Конечно да, — ответил Реймон. — Меня тоже. Но я все время опять поднимаюсь на ноги. Ты тоже это сделаешь. Как только перестанешь чувствовать себя ненужным из-за нарушения, которое есть совершенно нормальное временное следствие физического истощения сил. Джейн понимает это лучше тебя, парень, — бессилие скоро пройдет само собой. Потом ты посмотришь на все свои проблемы в перспективе и снова будешь способен справляться с ними.

— Ну… — Фрайвальд, самую малость расслабился. — Может быть.

— Я знаю точно. Не веришь мне, спроси врача. Если хочешь, я попрошу его дать тебе что-нибудь от нервов, чтобы ускорить твое выздоровление. Я делаю это потому, что нуждаюсь в тебе, Иоганн.

Мускулы под рукой Реймона еще немного расслабились. Он улыбнулся.

— Однако, — продолжал он, — я взял с собой единственное лекарство от нервов, которое, по-моему, пригодится.

— Какое? — Фрайвальд глянул «вверх».

Реймон запустил руку под тунику и достал бутылку для питья в невесомости с двумя трубками.

— Вот, — сказал он. — Положение имеет свои привилегии. Скотч. Настоящий, а не это ведьмино зелье, которое скандинавы считают имитацией. Я прописываю тебе здоровенную дозу, и себе тоже. Я бы с удовольствием поболтал ни о чем. Не делал этого так давно, что даже не помню.