Те же и Скунс

Репутации командира наносился непоправимый ущерб. Меньшов вообще-то не подряжался обеспечивать безопасность подъезда, но попробуй это теперь кому докажи! Кабы ещё не пришли вечером претензии предъявлять: «Что ж вы, камер понатыкали, охрана сидит, а всякие алкоголики шастают как хотят! Да ещё кошачьи концерты закатывают…»

Витя окончательно понял, что без принятия быстрых и решительных мер дело не обойдётся. Он снова посмотрел на заветную кнопку вызова подмоги, но опять передумал и поднялся, оставив недопитую кружку. Контролёры, на которых он время от времени нарывался в общественном транспорте, предпочитали в упор не видеть его и никогда не спрашивали проездных документов: себе дороже. Ну а доводить его до раздражённого состояния, вроде как теперь, стал бы лишь камикадзе. Решил, падла, будто можно безнаказанно дразнить его, точно злого пса, хрипящего от ярости за забором?..

Утюг отпер дверь и шагнул на площадку.

«Алёша» и не подумал испуганно вскакивать при его появлении.

— И пайку чёрного желаю получи-и-ить… — упоённо выводил он нечто не имевшее особого отношения к мелодии.

— Ты! — сказал ему Витя. — А ну заткни пасть, чмо подзаборное!

И стремительно схватил мужика за плечо, собираясь — в зависимости от возможного сопротивления — более или менее аккуратно вправить ему мозги. Пожалуй, Утюг даже хотел, чтобы тот отбивался поактивнее…

Сначала он только понял, что ненавистное пение наконец прекратилось. Но жёсткое плечо внезапно поплыло из его готовой сомкнуться ладони, заставив потянуться вперёд, а на кисть сверху легли цепкие пальцы, и…

Кромешная боль расплавила запястье и локоть, вонзившись в мозг сотнями игл! Витя был хорошо тренирован, и только поэтому его тело успело вовремя вычислить единственную дорогу к спасению. Выстрелило из-под себя ноги и боком рухнуло на бетон.

— Ну вот, — удовлетворённо проворчал Снегирёв. — Давно бы так. А то — «подождите»…

Витя корчился в его хватке и скрёб щекой пол, героически пытаясь освободиться. Из своего положения он хорошо видел беззащитно распахнутую дверь дома, вверенного его бдительности. Просматривался даже столик с ещё дымившейся кружкой. Конечно, Утюг уже осознал свою чудовищную ошибку. И с радостью дал бы оторвать себе руки и ноги, только чтобы вернуть время назад. Увы, чудес не бывает. Надвигался неотвратимый кошмар. А руки и ноги, похоже, будут оторваны в качестве бесплатного приложения.

— Вставай, — сказал ему Снегирёв. — Ну-ка, неча на холодном лежать, начинку простудишь!

Витя встал. Сперва на колени, потом и во весь рост. Следом за рукой, увлекаемой живодёром. Поднявшись, он снова попробовал освободиться, но от лёгкого нажатия из глаз потекли слезы. Ничем, кроме переломанных суставов, его усилия кончиться не могли. Витя и на это был готов, но что толку?.. Снегирёв подобрал цветочки и торт:

— Веди, показывай, как миллионеры живут…

И Витя повёл — а что ему оставалось? Он сделал шаг, потом ещё, заново переступая порог. Может, у него ещё появится шанс…

Шанса не появилось. Появилась хозяйка.

Осталось неизвестным, разбудила ли её лестничная какофония или она проснулась сама. Она стояла в коридоре и недоумённо смотрела на двоих мужчин. Немного отяжелевшая, заспанная.

Беременная.

Кошмар сделался абсолютным. До Вити внезапно дошло, что его сугубо подневольное положение было для неё вовсе не очевидно: очень уж умелые руки держали его в садистском захвате. И он набрал воздуху в лёгкие для прощального вопля: «Бегите, запритесь, вызовите…»

Его опередили.

— Леночка! — сказал Снегирёв. — Леночка, милая, вы меня узнаёте?

— Алёша!.. — чуть запоздало включилась молодая женщина. — Алёша, какими судьбами? Господи, как я вам рада-то!..

Тиски на Витиной кисти наконец разжались, и он снова сел в кресло, с которого пять минут назад так решительно встал. Рубашка липла к спине, по вискам сползали полновесные капли. Елена Николаевна ничего не заметила.

— А вас, я смотрю, можно поздравить, — сказал Снегирёв, когда они обосновались на просторной кухне и хозяйка дома разрезала торт (фруктовый, со взбитыми сливками: её вкусы он помнил ещё с «канарских» времён).

Леночка мило покраснела и непроизвольно коснулась рукой живота:

— Да… Вы знаете, уже толкается… Врач сказал, сын… Антон так любит послушать…

Снегирёв поставил на стол обширный, как арбуз, заварочный чайник и три тарелочки: как же без Вити, наш Витенька, он, знаете, такой сладкоежка. Лена хотела отнести охраннику его порцию, Алексей не позволил ей попусту бегать туда-сюда, сходил сам. Утюг никак не отреагировал на его появление — молчал и смотрел в пол. Вернувшись на кухню, Снегирёв собрался с духом:

— Леночка, простите… а можно мне… тоже послушать?

Он заикался. Ему не было дано бережно гладить Кирино чрево и почтительно приникать к нему ухом:

«Эй, в трюме! Я твой папа, ясно тебе?»

Елена Николаевна рассмеялась:

— Да пожалуйста… Вот как раз опять безобразничает…

В её голосе звучала законная гордость. Снегирёв опустился на колени, закрыл глаза и услышал, как бодро шурует ручками и ножками Санькин будущий первенец.