Те же и Скунс

Кирилл Кольчугин стоял возле машины и с бумажкой в руках объяснял что-то удручённому светловолосому парню. Так удручить человека может только предварительная калькуляция по поводу услуг, на которые он совсем не напрашивался. Алексей узнал и «Мерседес», и Женю Крылова.

Пьяный иллюзионист наконец распилил несчастную ассистентку, и та смолкла, отмучившись. Снегирёв воспользовался тишиной и подошёл поздороваться.

— Целовался-то с кем? — спросил он жизнерадостно, пожимая Женину руку.

— С военным грузовиком, — вздохнул Женя. — Хорошо, шоферюга человек оказался…

— А виноват кто?

— Я. Тормоза отказали… И то слава Богу, что скорость маленькая была…

— Тормоза? Ну ты даёшь! — восхитился Снегирёв. — У «Мерседеса»?

— Так шланг лопнул. Перетёрся…

Алексей не поверил. Кирилл, успевший постигнуть суть дела, принялся с энтузиазмом посвящать его в технические подробности. Дефект в самом деле оказался экзотическим. И, что хуже, малозаметным при обычном осмотре.

— Значит, и на «Мерседес» бывает проруха, — философски подытожил Снегирёв. Хорошо быть философом, когда дело касается не тебя. — Давай, накатай немцам факс, — посоветовал он Крылову. — Они тебе новенький, в бумажке с розовым бантиком…

Женя мрачно кивнул:

— Ты это не мне, моей хозяйке скажи.

— А она что?

— А что она… Сам разбил, сам и чини… да побыстрей чтоб…

Он показал Снегирёву кольчугинские выкладки. Кирилл три шкуры не драл, но и скидки делал только инвалидам с их машинами-ветеранами. Алексей про себя сопоставил цифру с вероятным размером крыловских доходов и сочувственно присвистнул:

— Так это тебе, парень, чего доброго, виллу на Канарах придётся продать…

Женя невесело улыбнулся:

— Точно, придётся… Опять под своим грузовичком ползаю, а то на микроавтобусе туда-сюда, на «Форду»… Вот, двадцать седьмого в Ивангород за эстонскими сырками попрусь…

Двадцать седьмого числа. Двадцать седьмого числа…

Женя тем временем посмотрел на часы и выудил из кармана белый пластиковый патрончик с лекарством. Стыдливо отвернувшись, сунул в рот две пёстрые капсулы и запил из маленькой полиэтиленовой фляжки.

— Пурген: неизменно превосходный результат, — прокомментировал Снегирёв. Женя улыбнулся уже по-настоящему:

— А то…

— Дались им эстонские сырки, — неодобрительно заметил Снегирёв. — Они же невкусные. Полтораста вёрст в один конец! Я понимаю, за смоленскими бы… С напарником едешь хоть?

Лицо у Жени опять стало совсем несчастное:

— Какое… Один потащусь.

— Слушай! А возьми с собой? — загорелся Снегирёв как бы неожиданной мыслью. Мог ли знать Женя, что он руководствовался не только филантропическими соображениями. — И я проветрюсь, и тебе повеселее… Поехали?

— Так ведь там… — замялся Крылов. — Погранзона как бы, разрешение надо…

— А в принципе возражения есть?

— Обижаешь…

— Тогда без проблем.

Пьяный циркач за их спинами загнал в ящик новую ассистентку и опять взялся за пилу.

Погода шепчет!

Этот сон будил его почти каждое утро. Потом Женя Крылов иногда опять засыпал, но чаще не удавалось. К обеду жизнь брала своё, затягивала. Но если приходилось ехать по Кронверкскому или через Троицкий мост, Женя, понимая всю нелепость такого поведения, тайком крестился на голубой купол мечети.

Бывали ещё и другие сны. То они с дедом Махмудом меняются нательными крестиками, то вдвоем расстилают молитвенный коврик и молятся Аллаху. Но кончалось всегда каким-нибудь кошмаром…

…Было раннее утро, кончались предрассветные сумерки, и вершины Большого Кавказа, высившиеся не особенно далеко, горели ярко-розовым пламенем. В такое время город ещё крепко спит, но деревня уже просыпается, тем более высокогорный аул в Богом забытом Веденском районе. Тут жизнь начинается рано.