Театр марионеток

— Пойдем лучше прогуляемся, — предложила Машка. — Я тут каждый вечер гуляла, но одной как-то неуютно. Вместе веселее. Здесь ночью знаешь как классно — море шумит, холодно, свежо, воздух чистейший…

— Погулять? — я неуверенно глянула за окно, где колыхалась густая чернота, какой в Москве не увидишь даже в самую глухую ночь в самом глухом закоулке. В душе шевельнулся страх. А если опять… какие-нибудь ужасы? Я же не переживу! — А может, отложим до утра?

— Утром никакого кайфа не будет, — констатировала Мартышка. — Но если ты не хочешь, я не заставляю, пойду одна.

Я представила, как сестрица бродит по ночному пляжу в полном одиночестве, и нервно потянулась к своему пальто.

— Идем. Только не надолго.

У моря и вправду было прекрасно. Волны гудели, холодный ветер трепал волосы и рвал полы пальто; темнота была плотной, крепко просоленной, почти осязаемой. Пахло йодом и водорослями. Мы с Машкой шли, взявшись за руки, увязая каблуками в мокром песке, и по молчаливому согласию не произносили ни слова, впитывая в себя окружающее пространство. Я слизывала с губ соленые капли — то ли морские брызги, то ли слезы и тосковала по прежней жизни, которая сейчас казалась мне легкой и прекрасной. В ней никто не умирал, никто не подозревал друг друга, в ней мы с Алексом были даже по-своему счастливы.

Мы шли вдоль моря минут тридцать и успели уйти довольно далеко от пансионата, чьи огни призывно и как-то растерянно мерцали в темноте. Справа гулко плескалось море, слева расстилались безлюдные пляжи… А впереди светилось окнами маленькое кафе с открытой верандой. Каким чудом оно было открыто — ночью, в самый разгар несезона? Мы с Мартышкой дружно переглянулись и ускорили шаг, направляясь туда. Лично я промерзла до костей, и хотя этот холод бодрил и выдувал из головы отвратительные мысли и воспоминания, чашка кофе с коньяком мне бы сейчас совсем не помешала. И по пожатию сестрицыной руки я поняла, что эта мысль пришла в голову не только мне.

В окна я увидела, что все посетители кафе расположились в теплом и уютном, обшитом светлым деревом зальчике. А на веранде, открытой ночным октябрьским ветрам, сидел какой-то псих и прихлебывал из большой чашки. Он ежился, втянул шею в воротник легкой курточки, рукава натянул до самых пальцев, и вид имел самый жалкий и разнесчастный. И правда, какой-то ненормальный — сидеть на улице, когда можно войти в зал и там погреться…

Мы поднялись по скрипучим деревянным ступенькам, пересекли веранду. Мартышка открыла дверь, а я, подчиняясь какому-то шестому чувству, глянула на психа, скрючившегося в плетеном кресле. Уж очень знакомой показалась мне и эта курточка, и эта несчастная, выражающая вселенскую скорбь спина…

Я застонала, как от внезапного приступа зубной боли, схватила за руку Мартышку и потащила ее скорее внутрь, в теплое кафе, пока Егор меня не заметил. Но я не рассчитала, насколько глазастая у меня сестрица — недаром она художник и дизайнер, и глаз у нее чрезвычайно острый.

— Знаешь что, этот парень похож на Тутанхамона, которого я в каком-то документальном фильме видела. Только на очень несчастного, сильно похудевшего и страшно замерзшего Тутанхамона, — сказала она, входя в зал и глядя на веранду через окошки, вырезанные во входной двери.

Я посмотрела на Мартышку. Ну да, стопроцентно моя сестра. Мыслит теми же образами, что и я. Или мы просто фильм вместе смотрели?

— Не обращай внимания. Давай выпьем кофе?

Мы сели за столик, нам принесли по чашке кофе с каплей коньяка. Я прятала в рукавах озябшие руки и панически обдумывала происходящее.

Он что, преследует меня, этот парень? А как же история об отце, неужели просто выдумка, на которую я с такой легкостью купилась? Почему он все время попадается мне на пути, в точности как незабвенный Девяткин. Сговорились они, что ли?

Очень похоже, что Егор за мной следит. А иначе как объяснить то, что он вечно путается у меня под ногами? Да я больше видеть не могу его смазливую физиономию, меня от него уже трясет!

Кофе остывал, а я таращилась мрачным невидящим взглядом в столешницу. Мартышка удивленно подергала меня за рукав пальто.

— Стаська, что с тобой? Устала? Уже поздно, надо скорее возвращаться, а то как бы нас не потеряли…

— Если бы потеряли, мама бы уже названивала тебе на мобильный. Ты же телефон с собой взяла?

— Взяла… Слушай, я все думаю об этом пареньке. Почему он там мерзнет? Может, ему помощь нужна?