Театр марионеток

Потом была наша эпохальная встреча в гостиничном ресторане, так меня напугавшая. Потом его номер — дверь в дверь с моим, и очень вовремя вышедшая оттуда горничная, которая и показала мне повесившегося постояльца…

Я снова схватилась за телефон и набрала номер «Шервудского леса». Ответила мне та же девушка с напевным уютным голоском.

— Здравствуйте, я вам сегодня уже звонила, — сказала я торопливо. — Извините, мне нужно задать вам еще пару вопросов.

— Опять вы? — изумилась девушка. — Может быть, все-таки обратитесь в милицию?

— Обязательно обращусь, — пообещала я. — Всенепременно. Только сначала скажите, есть ли у вас горничная? Такая молоденькая, рыженькая, кудрявая…

Я задумалась, вспоминая подробности внешнего вида той девицы, которая в диком испуге вывалилась из номера Девяткина.

— Невысокого роста, в белой блузке и черной строгой юбке, — перечисляла я. — На щеке родинка, глаза… кажется, голубые. Не уверена.

— Простите, а эта горничная что у вас украла? — мне показалось, девица уже откровенно издевается.

— Изумрудные серьги моей бабушки, — отчеканила я.

— Должна вас огорчить, но такой горничной у нас нет.

— Что значит — нет? — не поверила я. — Вспомните хорошенько!

— А что вспоминать? Единственная рыжеволосая сотрудница в нашей гостинице — это я. Только глаза у меня карие, волосы прямые, а рост — метр восемьдесят. Других рыжих у нас нет, можете мне поверить.

И я поверила, причем сразу. Голос у девушки был таким самодовольным, что становилось ясно: она чрезвычайно гордилась своей рыжей уникальностью и соперниц на работе не потерпела бы.

— И потом, в черных юбках у нас горничные не ходят. Их униформа — голубые платья с передниками, — продолжала щебетать моя собеседница. — Вы, наверное, снова все перепутали?

Значит горничная была фальшивой? Не слыша себя, я скомканно попрощалась и повесила трубку.

Вот это номер. Поддельная горничная! И кто бы мог догадаться?

А менты, поймавшие меня с трупом в машине? Они тоже были поддельными? И усы у старшего? И протокол? И милицейская машина со спецсигналами?

А то, что Девяткин попал под машину в Москве? Следы удушения у него на шее? Петля? Выстрел? Это все тоже липа?

Меня начало трясти как в сильнейшем ознобе. Господи, чего я еще не знаю? Зачем вокруг меня нужно было устраивать такие танцы? Кому я могла понадобиться — неприметная журналистка, фрилансер, мать-одиночка, к тому же неудачливая в любви? Никакими секретами я не владею, больших денег никогда и в глаза не видела, министры, банкиры и шпионы у меня в родственниках не числятся.

Тогда что? И как мне вообще быть дальше? В самом деле пойти в милицию, как посоветовала насмешница из «Шервудского леса»?

Я представила, как прихожу к ним и честно рассказываю всю историю: один тип у меня на глазах несколько раз умирал, другой тип с внешностью пай-мальчика крутился у меня под ногами и рассказывал жалостливые истории, третий — мой любовник — вдруг резко переменил ко мне отношение и стал предельно внимателен, следит за моими делами и даже приезжает за восемьсот километров, наплевав на собственную драгоценную книгу и сроки сдачи рукописи. Милиционеры меня сначала задержали, потом внезапно отпустили, труп Девяткина исчез, как будто его и не было… Да мне никто не поверит, это же очевидно! В лучшем случае издевательски спросят, как называется та трава, которую я курила, и где она растет, а в худшем, просто пошлют… к доброму дяде доктору.

У меня ведь и свидетелей нет. Девяткин всюду попадался мне, когда я была одна, и ни одна живая душа больше его не видела. Я припомнила все ситуации и поняла — да, ни единого свидетеля.

Впрочем нет, погодите-ка! Писательница Разумовская видела Девяткина, и то, как его подбросило на метр в воздух от удара бампером. Наверняка ей тоже будет интересно узнать, что после того случая парня не зарегистрировали ни в одной из больниц.

Как иногда полезно делать добрые дела! Подвезла женщину без всякой корысти или задней мысли, а теперь у меня появился ценный свидетель.

— Мам! — позвал из ванной Шурка и я, вынырнув из своих размышлений, пошла на зов.

Сын сидел в горе душистой пены, почти такая же гора была равномерно распределена по плиточному полу. Я охнула, поскользнулась и чуть не грохнулась на пол.

— Шурка, ты что тут устроил?

— Ладно, мам, не ругайся. У меня полотенце в воду упало, принеси мне еще одно, а?

Ворча себе под нос, я вернулась в комнату и нашла в шкафу чистое полотенце.

— Вот держи. Вытирайся сам, я быстро схожу на стоянку, мне нужно кое-что взять в машине.

— Ма, я на новой машине и не катался еще! — завопил Шурка. — Поедем сегодня куда-нибудь?

— Поедем, поедем. Вылезай из ванны, только осторожно, не оступись. Я скоро вернусь.

Я нашла в сумочке ключи от машины, бегом, в одном тоненьком свитерке спустилась вниз, обогнула здание пансионата и вырулила на автостоянку. Кабриолет стоял на своем месте, глянцевый, потрясающе красивый, горделивый, стильный. Но при одном лишь взгляде на него мне вдруг стало нехорошо: я вспомнила мертвого Девяткина, кровь на обивке кресел, и в голове у меня зашумело, застучало в висках.