Театр смерти

– Вы не поддерживали отношений с Карли Лэндсдоун?

– Это не было нужно ни мне, ни ей. Понятно – вы считаете, что я бессердечная лгунья…

Анна машинально взяла свою чашку шоколада, но пить не стала. Единственным признаком ее волнения была эта чашка, подрагивающая в руке.

– Я сама так не считаю, – сказала она через минуту. – Когда я обнаружила, что беременна, я была очень молода и сильно влюблена. Я все отдала Ричарду Драко. Он был моим первым мужчиной. Ему нравилось быть первым мужчиной… А я тогда практически ничего не знала о противозачаточных средствах.

Слегка пожав плечами, Анна наконец посмотрела на Еву.

– Когда я узнала, что ношу ребенка Ричарда, я вся трепетала от романтических надежд на счастливый брак с ним. Но очень скоро он превратил этот трепет в отчаяние. Когда я ему все рассказала, он не разозлился на меня, не пришел в ярость – хотя, конечно, не было тех нежных слов и обещаний, которые я так радостно себе навоображала. Вместо всего этого он просто посмотрел на меня без всякого интереса, как на надоевшую игрушку. – Глаза Анны потемнели. – О, я никогда не забуду, как он смотрел на меня! Он сказал мне, что это моя проблема и если я жду от него, что он поможет мне в прерывании беременности, то я глубоко ошибаюсь. Я заплакала, конечно, и стала умолять его. Он был груб со мной, оскорблял меня, заявил, что я ему надоела, и оставил всю в слезах.

Она сделала глоток шоколада с абсолютно спокойным, даже бесстрастным выражением лица.

– Вы поймете, надеюсь, почему я не оплакиваю его смерть. Он был самым отвратительным, самым страшным человеком, которого я когда-либо встречала. К несчастью, в тот момент своей жизни я не видела этого так хорошо, как сейчас. Я, конечно, сознавала, что он порочный человек, но с прекрасным слепым оптимизмом молодости верила, что смогу его переделать, – до того момента, когда он отвернулся от меня.

– Потом вы перестали верить в это.

– Конечно. Я перестала верить, что смогу изменить Ричарда Драко. Но мне казалось, что я просто не могу жить без него. К тому же я была очень напугана. Тогда мне едва исполнилось восемнадцать лет; я мечтала стать великой актрисой, и вдруг в одночасье все мечты были разбиты. Беременная, одинокая… Как мне было жить? – Анна снова помолчала, будто всматриваясь в свое прошлое. – В восемнадцать лет все воспринимается острее. Вы помните себя в восемнадцать лет, лейтенант Даллас? Вам, наверное, тоже казалось, что все в жизни прекрасно, а весь мир вращается вокруг вас? Не правда ли?

Ева не стала отвечать, сочтя этот вопрос риторическим, а Анна между тем продолжала:

– Я попыталась покончить жизнь самоубийством. Слава богу, мне это не удалось, хотя, если бы не Кеннет, который вовремя пришел, все повернулось бы иначе.

– Но ведь вы не прервали беременность, – заметила Ева.

– Нет. У меня было время успокоиться и все обдумать. Когда я взяла в руки бритву, я не думала о ребенке. Только о себе. Но потом мне стало казаться, что судьба дает мне еще один шанс и единственным способом выжить будет дать жизнь существу, которое созревало внутри меня. Ничего этого не было бы без помощи Кеннета. – Она выразительно посмотрела на Еву. – Он спас жизнь мне и ребенку. Он помог мне найти клинику в Швейцарии и юриста, который занимался усыновлением детей. Он дал мне денег и протянул руку помощи.

– Он любил и любит вас.

– Да, – согласилась Анна просто и с грустью. – Самое большое сожаление моей жизни – я не могла и не могу в ответ полюбить его так, как он того заслуживает. Его драка с Ричардом много лет назад была просто приступом бессильной ярости. И это ему очень дорого стоило.

– А что вы делали после того, как отдали ребенка на усыновление?

– Я вновь занялась устройством своей жизни. Я уже не жила мечтой стать великой актрисой. Мне больше никогда этого не хотелось.

– Насколько мне известно, вы имели право регулярно получать информацию о ребенке…

– Я никогда не пользовалась этим правом. Я сделала то, что считала лучшим выходом для нее и для меня. Она больше не была моей дочерью.

– А вы знаете, что Карли Лэндсдоун находилась на сцене в тот вечер, когда Ричард Драко был убит?

– Неужели? – На лице Анны отразилось удивление и озабоченность. – Она актриса? Здесь, в Нью-Йорке? Ну что ж, видимо, это ей на роду написано… И она играла в одной пьесе с Ричардом и Кеннетом? Как изощренно играет людьми судьба!

Ева ждала, внимательно глядя на собеседницу.

– Вы ничего о ней не спрашиваете! – заметила она наконец.

– Лейтенант, вы хотите, чтобы я притворилась, что у меня с ней сохранилась какая-то внутренняя связь? Духовная близость? Ваша Карли Лэндсдоун для меня чужой человек. Конечно, я от всей души желаю ей добра. Но ниточка, связывавшая нас много лет назад, давно порвана. Единственное, что связывает меня с теми днями, – это Кеннет.

– Вы знакомы с Айрин Мэнсфилд?

– Немного. Она была очень многообещающей актрисой уже тогда. Она весьма процветает, не так ли? Мне кажется, что Ричард поигрался в те годы и с ней… А почему вы спрашиваете?

– Она тоже среди действующих лиц нашей пьесы. А имя Натали Брукс говорит вам что-нибудь?