Чарльз не стал заходить к сержанту. Он развернулся и на ватных ногах пошел прочь. Его руки начала бить мелкая дрожь, которая с каждой минутой становилась все сильнее. Дыхание сбивалось, а сердце отяжеляло грудь. Выйдя на крыльцо, мужчина схватился за поручень и облокотился на него, не в силах стоять самостоятельно.
Мимо отделения проходили люди – они громко разговаривали, что-то горячо обсуждая. Вдалеке сигналили машины. Все звуки в голове Чарльза смешались: мысли были громче будничной жизни.
Придя в себя, он попытался глубоко вдохнуть, но ничего не получилось. В легкие будто накидали маленьких камешков, которые затрудняли дыхание.
Чарльз достал платок из кармана пальто и промокнул им лоб, покрывшийся испариной. Он еще раз сделал неуверенный вдох и пошел к машине. Сев в нее, вновь достал из бардачка карманный календарь с изображением улиц Лондона на обороте. 14 апреля. Он понял, что никогда не забудет этот день. День, когда он посмотрел в лицо настоящему предательству. За сорок лет жизни ему еще ни разу не вонзали нож в спину с такой силой и рвением.
Заведя машину, мужчина поехал домой, где его поджидала вторая страшная новость – вечером по новостям сообщили, что в одном из корпусов тюрьмы Уондсворт пожар.
10
– То есть не сержант сообщил вам о пожаре? Вы узнали из экстренных новостей? – ахнула я. Если Чарльз нашел общий язык с полицией, какой бы коварной она ни была, не рассказать отцу, что его сын в опасности – верхушка человеческой безжалостности.
– Нет, – художественный руководитель замотал головой. – Но вроде и ему сказали об этом не сразу. Все кинулись спасать корпус и людей. Никто не сидел у телефона, собирая последние новости.
Чарльз облокотился на стул. Одну ногу он перекинул через другую, демонстрируя мне титаническое спокойствие и хладнокровие. Если мне и хотелось пожалеть мужчину, я вовремя вспоминала, что нахожусь в комнате не с отцом Кристофера, а с убийцей. Хотя многое для меня оставалось неясным: как Чарльз стал
– Я прекрасно знал, что зло существует, но вокруг себя старался сохранить чистоту воздуха и улыбки людей. Я бежал от нахалов, себялюбцев и нечистых на руку. Даже отец Кассандры, пусть и руководил большой строительной компанией, оставался человеком. Банкротство сильно его подкосило, но даже тогда он не изменял своим убеждением. А потом я оступился… Оступился, упал и больше не смог подняться. И вокруг меня тоже начало все рушиться. Все годы, что я жил в любви и в согласии с людьми, выветрились из головы. Я возненавидел человечество. Возненавидел сержанта, инспектора, но в особенности – мисс Эмили Томпсон. Я готов был растерзать ее в клочья, еще будучи живым. Ненависть окольцевала мне шею, мешая дышать и здраво мыслить. Но…
– Но следом вы узнали про пожар, и Эмили отошла на второй план, – сказала я за Чарльза.
– Угадала. Я приехал домой и сразу начал искать в ящичках стола любые зацепки, касающиеся местоположения Эмили. Я ведь ничего не знал о девушке, с которой почти полгода гулял Кристофер… Я разгромил всю комнату, вывернул матрац, перевернул ковер и все равно ничего не нашел. Пустота. А потом сидел среди всех вещей на полу и пил коньяк. В какой-то момент поймал себя на мысли, что тишина сдавливает мозг, и включил радиоприемник Кристофера. Сын любил слушать новости по вечерам. Всегда говорил: «Жизнь в неведении – самая страшная участь для человека». И новость о пожаре…
Чарльз сомкнул губы, в его зрачках снова полыхнул огонь. Я вжалась в сиденье кресла и посмотрела на циферблат. Осталось всего несколько минут до спектакля.
11