– Отравлена? В каком смысле? – подала голос Джейн, с любопытством всматриваясь в фотографию, которую я держала в руке.
– Журналистика стала ее манией после первого курса. Не было преподавателя, который бы не сказал, какая Эмили одаренная девушка. Ей пророчили большое будущее в газете, считали, что она дорастет до главного редактора. Все это сильно тешило ее самолюбие, но вместе с тем отравляло душу. Не знаю, что бы с ней стало, не начни она с могуществом танка идти к своей цели. В середине первого курса Эмили уже стала главным редактором университетской газеты.
Профессор сидел в кресле и смотрел на альбом с фотографиями, который лежал перед ним. Со стойкостью воина он начал знакомить нас с первой жертвой вереницы загадочных преступлений.
– Однокурсники Эмили побаивались ее. Она знала все и обо всех. Откуда? Не понимал никто. Казалось, информация появляется у нее с неба. И все было правдой. Сестра не боялась писать критические заметки о политике, о первых лицах университета. На третьем курсе один из преподавателей, который некогда боготворил ее, грозил отчислением за статью о том, что принимал зачеты у многих девушек только после того, как трогал их за грудь. Нет ни одной статьи ее авторства в период учебы в университете, которой бы я не гордился. Да, прочитал их только после ее смерти, но… это не отменяет гениальности, которая таилась среди ее слов. Острый язык, критическое мышление и бесстрашие были главными козырями Эмили. Пока ее однокурсницы пытались перебороть стеснение перед интервью, Эмили просто шла и брала его.
– А что было потом? – спросила я.
– Она продолжала идти по карьерной лестнице. На втором курсе один из профессоров порекомендовал ее знакомому редактору в «Дейли мейл». В газете все были от нее в восторге – к ним пришел настоящий гуру слова! Она показала все, на что способна, и ее приняли на работу. Ну а потом началось то, что в конечном итоге стоило ей жизни. Сестра начала сутками пропадать на работе. И это совсем не означало, что она сидела в редакции и писала статьи. Нет. Эмили заинтересовалась криминалистикой и финансовыми махинациями. Наш отец работал в финансовой сфере. Видимо, это повлияло на мою сестру. Ее цепляло все, что было связано с воровством. И не мелким, а крупным. А это прямой путь в бездну.
– Не всегда, – заметила Джейн. – Я часто снимаю политиков на скамье подсудимых. И мне пока никто не угрожал.
Я даже не заметила, как наш напряженный разговор перешел почти в дружескую беседу. Теодор Томпсон буквально за пару минут превратился из ворчливого старика в интересного мужчину. Даже его семьдесят лет не бросались в глаза. Он говорил, как наш ровесник.
– Потому что ты фотографируешь их
– Актрисы? – не поняла я.
– Она могла обдурить любого – полицейского, управляющего банка, старушку,
– И ваша сестра решила разобраться в этом преступлении? – спросила Джейн с осторожностью.
– Да, – вздохнул профессор и горько ухмыльнулся. – Это была ее миссия – вычислить преступников. Эмили связалась со знакомыми полицейскими, которым поручили дело об ограблении, и стала, как сыщик, сопоставлять факты вместе с ними. В то время полиция ненавидела журналистов, но к Эмили они относились более благосклонно.
– Я читала, что почти всех преступников задержали к началу 1964 года, – заметила я.
– Да, верно. До ограбления банда пряталась в амбаре в пятидесяти милях от моста, у которого все и случилось. Эти дурачки играли в «Монополию» и оставили на коробке и фишках отпечатки пальцев. Все грабители были знакомы полицейским по мелким преступлениям, поэтому сопоставить отпечатки пальцев не составило большого труда. В Великом ограблении поезда участвовали пятнадцать человек. Они унесли 124 мешка с деньгами!
– Их точно было пятнадцать? – спросила я.
Профессор с недоверием смотрел на меня не меньше минуты. Потом он вдохнул и со сталью в голосе произнес:
– Эмили утверждала, что шестнадцать.
– Откуда она это узнала? – подала голос Джейн.
– Наблюдательность, которую не оценили в полиции.
– В смысле? – не поняла я.