Театральные записки

Пламенный привет вам из истинной Европы, города Риги. Здесь Европа со всех сторон, – и с настоящей европейской и с отношением к нам «азиатам»! Посылаю вам страничку рижской газетки, реклама, которую расхватывают за несколько минут. Комментарии не нужны, – сами прочтёте. Выходит эта газетка каждый четверг.

Рижские культурные организации устроили нам экскурсию по Старой Риге. Удивительная нам попалась экскурсоводка, – да, в общем-то, мы сами её выбрали.

У подъезда гостиницы нас ждали две, – одна белокурая, молоденькая, а вторая высокая, – элегантная, с каким-то таким озорством в глазах, она сразу сказала: разделитесь на две группы. Ну, мы, естественно, пошли за ней. И началась!!!

Экскурсия!!!

Элегантно, между делом, обаятельно втыкала в нас, русских, такие элегантные шпильки. Например: У нас в Старой Риге много удивительных соборов, костёлов, зданий, но русские, начиная с Ивана Грозного, всё разрушили.

Мы, – хряп, хряп, – улыбаемся!

Дальше – больше: вот это петух на соборе, этот петух-флюгер, обратите внимание, – он до сих пор свой клюв обращает по ветру, но прежде, когда здесь жили купцы, а у петуха были две стороны, – одна золотая, а другая чёрная. И когда петух поворачивался золотой стороной, это обозначало, – что идут торговые корабли, – и купцы выходили в свои конторы, – значит, будет торговля.

А когда петух поворачивался другой, чёрной стороной, – все купцы занимались домашними делами, детьми, цветами, и у нас на глазах она поворачивается, и эта элегантная дама говорит нам: А теперь это не имеет значения, какой стороной петух повернётся, торговать-то нечем.

А мы всё улыбаемся.

Потом с тем же обаянием она повела нас в Крестовскую аллею Домского Собора:

– Посмотрите, пожалуйста, на это изображение в камне Святого Матфея, а здесь рядом Дева Мария, которая держит на руках своего гениального сына. Ну, согласитесь, друзья мои, он ведь действительно, был гениальным человеком, если до сих пор Весь мир исповедует Его веру!..

10.02.1981 г.

Девчухи!

Это ужасно! Прожила два дня в Москве и не повидала вас. Несколько дней перед отъездом тщетно пыталась дозвониться до Анюты, здесь в Москве звоню беспрестанно с раннего утра до поздней ночи, – никто не подходит к телефону.

Понадеялась на вашу театральность, думала, что афиши-то хоть вы видели о наших гастролях, – значит, не видели. Или вас нет в городе. В любом случае, это плохо.

Предложили мне сниматься на студии Горького, но роль настолько фальшивая, что при том, что есть время и нужны деньги (а роль большая), пришлось отказаться.

Настало время, когда надо отвечать за свои поступки на экране.

Вчера был первый спектакль, – приём был фантастический, хотя мы не считаем спектакль своей победой, у нас к себе свои требования. Просто, вероятно, у вас в Москве такой общий низкий уровень театра, что даже это воспринимается как откровение.

Уезжала, как обворованная, оттого, что не повидалась с вами. Вчера после поезда вообще полдня провалялась в постели, ожидая вашего звонка.

Наш театр ставят на капитальный ремонт, поэтому мы начинаем длительное путешествие: с 1 июня по 9 июля – Омск, Тюмень, до 1 августа отпуск, август – Рига, сентябрь – Сочи, дальше неизвестно.

Очень много приготовлено было разговоров с вами, привезла интересные письма на мой вечер по телевизору (обещают передать по 1-й программе, – вечер получился удачный).

Есть ли у вас последний двухтомник Товстоногова?

Целую и обнимаю вас, мои родные!

Пишите.

Ваша Зэмэ.

1980–1981 гг.*

Здравствуйте, родные мои девчухи!

Вот я и дома!

В голове только одно:

«В целом мире нет, нет красивее Ленинграда моего».

«Я счастлив, что я ленинградец, что в городе этом живу».

И не хватает вас рядом, чтобы показать, насколько невероятно красив и благороден мой город.

Я никогда не привыкаю к его красоте, но даже, возвратясь через два дня, по-новому её воспринимаю.

В поезде попалась нам удивительная проводница, – Виташа попросил банку для цветов, – она ахнула: да какая же банка их спасёт! Я их в ведро поставлю! Пока я стелила постель, умывалась, – прохожу мимо её купе, – смотрю: Господи, что-то с цветами шурует, сама с собой и с ними разговаривает: Так-так-так, ромашечки, подождите немножечко, вам вместе быть нельзя с сиренью (все цветы были в ведре), ромашечки, пока полежите тут на столике, а сиреньке моей я сейчас горяченькой водички в вёдрышко налью, ага, и сахарочку, сахарочку.

Утром эта девочка разносила чай и извинялась, что сахар кончился: «Пожалуйста, возьмите конфеты». Потом они с Виташей закладывают цветы в полиэтилен, она усердно помогает, я стою в стороне, – она с восторгом говорит: «Посмотрите, эта тёмно-сиреневая ожила, посмотрите, как она расцвела!». Я уж даже не знала, как её благодарить! Ни рубль, ни три, ни пять не дать ей за её удивительную душу. Виташа только сказал: «Мы часто ездим в Москву, всегда будем проситься в 14-й вагон». И я, конечно, большая идиотка, – надо было хотя бы пригласить её в театр. Утешаю себя тем, что найду её в 14-м вагоне, когда буду приезжать на съёмки.