Техника и оружие 1995 03-04

Наши пилоты стали законодателями многих тактических приемов. На весь мир известна «этажерка» – детище мастеров воздушного боя И. Тараненко, А. Покрышкина, В. Семенишина, В. Фадева, И. Горбунова, Д. Глинки. Они предложили эшелонировать по высоте боевой порядок истребителей. Если самолетам противника удавалось уйти из-под удара одной пары, они тут же попадали под огонь другой. Эффективный тактический прием был взят на вооружение во многих истребительных частях. Обогатила тактику и технику воздушного боя формула, выработанная российскими асами, – «высота-скорость- маневр-огонь». Лучше других ею овладел Иван Кожедуб, внеся в эту формулу подчеркнутый динамизм, свойственный его бойцовскому характеру.

В боях с такими асами, как Иван Кожедуб, Александр Покрышкин, Николай Гулаев, Дмитрий Глинка, потускнела школа люфтваффе. Генерал-фельдмаршал А. Кессельринг признал, что «в последние два года войны заметно усилилась утомленность германского летного состава и снизилось боевое мастерство». Что стоит за этими словами? Многие немецкие летчики стали действовать менее уверенно. Известны случаи, когда некоторые из них уклонялись от боя с русскими пилотами, которые сражались на новых истребителях, спасались «бегством».

Мастерство к советским летчикам на заключительном этапе войны приходило уже не только в боях. Была создана гибкая, приспособленная к военным условиям система подготовки авиационных кадров. Так, по сравнению с сорок первым годом налет в расчете на одного летчика увеличился в сорок четвертом более чем в 4 раза. С переходом стратегической инициативы к нашим войскам на фронтах стали создаваться полковые учебные центры по подготовке нового пополнения к боевым действиям.

Большому счету Хартманна, других немецких летчиков в немалой степени способствовало то, что многим из них в отличие от наших пилотов позволялось на протяжении всей войны вести «свободную охоту», т. е. вступать в бой в благоприятных для себя условиях. В такой обстановке, понятно, легче одерживать победы. Не случайно командование люфтваффе в начале войны награждало «большим крестом» пилотов, сбивших 25 машин противника, к ноябрю 1941-го норму повысили до 40, а к 1944 году – до 100 машин. Слишком уж быстро, используя преимущество в технике и вольное вступление в бой, отдельные пилоты повышали свой счет. Конечно, на подход к награждениям повлияли усиливающиеся потери немецких машин ( к январю 1944 года только на Восточном фронте было потеряно около 12,5 тысячи), стремление с помощью асов выправить положение.

Следует сказать и о том, что достижения немецких летчиков – это во многом достижения техники, на которой они воевали, хотя и тут не все просто.

Сразу замечу, что Кожедуб, Бонг, Хартманн никогда не встречались друг с другом (данных таких нет). Параметры же массовых самолетов российских ВВС в целом были ниже машин люфтваффе. Так, истребители И-15, И-15 бис, И-16, составлявшие значительный парк советской авиации на начальном этапе войны, уступали массовым немецким. Причем самолеты вермахта, скажем правду, сохраняли преимущество до конца войны, ибо немецкие фирмы постоянно продолжали совершенствовать свои боевые машины. Уже в конце войны под бомбежками союзной авиации сумели произвести около 2.000 реактивных истребителей, скорость которых достигла 900 км/час.

И потом, данные о сбитых самолетах нельзя рассматривать в отрыве от количества боевых вылетов, проведенных боев. Скажем, Хартманн в обшей сложности совершил за годы войны 1.425 боевых вылетов, в 800 из них вступал в воздушные бои. Кожедуб сделал за войну 330 боевых вылетов, провел 120 боев. Получается, Кожедубу на один сбитый самолет требовалось 2 воздушных боя, Хартманну – 2,5. Нужно учесть, что Хартманн проиграл массу поединков, два раза ему пришлось прыгать с парашютом. Однажды он даже попал в плен, но, воспользовавшись хорошим знанием русского языка, сбежал.

И, наконец, у немцев была своя методика подсчета сбитых самолетов – с помощью кинофотопулеметов: если трасса – по самолету, он считался уничтоженным, хотя часто оставался в строю. Известны сотни, тысячи случаев, когда поврежденные самолеты возвращались на аэродромы. Когда же добротные немецкие кинофотопулеметы отказывали, то счет велся самим пилотом. Западные исследователи, когда заводят речь о результативности летчиков люфтваффе, часто применяют фразу «по утверждению пилота». К примеру, Хартманн заявил, что 24 августа 1944 года сбил 6 самолетов за один боевой вылет, но других подтверждений об этом нет. По мнению Ганса-Иоахима Марселье, 1 сентября сорок второго он за один день сбил 17 самолетов, по уточненным данным – около десяти (и эта цифра подлежит сомнению).

На отечественных самолетах фотоаппаратура, фиксировавшая попадания боезарядов в самолет противника, стала устанавливаться лишь в конце войны, причем она служила дополнительным средством контроля. На личный счет русских пилотов заносились победы, только подтвержденные участниками данного боя и наземными наблюдателями.