— Я случайно засветился в Лимпопо, господин комиссар. Кризис сорок девятого года. Алексей Филимонов, к вашим услугам.
— ...и еще филиал КГБ! Только русских здесь не хватало! Свернешь шею — я не виноват, понял? Будешь наглеть — сам ее сверну! А вообще... — он легко, двумя пальцами, будто куклу, притянул Леху к себе и прогудел в ухо: — Свалил бы ты отсюда прямо сейчас, а? В Лимпопо свое. Там хорошо. Самое здоровое место для жизни во всей Африке. Это я тебе как парень из города Банги́ говорю.
Леха глядел на него и понять не мог, тот шутит или всерьез. Дебанги не улыбался, только едва заметно скалил зубы. Как тогда, в первый раз увидев Пасечника.
— Просто испугайся и беги отсюда, мальчик. Никто тебя не осудит. Имеешь право. Здесь и правда страшно. Будет страшно, это я гарантирую как региональный комиссар Агентства!
Леха, стараясь не делать резких движений, начал выворачиваться из цепкого захвата. Что за день такой дурацкий, сначала Йоба, потом Лоренцо, теперь еще и этот... Экзот. И ведь действительно пугает.
Региональный комиссар АТР — убедительное страшилище для тех, кто понимает, какие чудеса он способен творить на своей земле. Из самых лучших побуждений, чтобы можно было спокойно работать. Например, чтобы не шлялись тут всякие. Проектная зона сейчас фактически мертвая зона, она не видна, в ней что угодно может пропасть. И кто угодно.
— Я здесь по заданию Института, — процедил Леха сквозь зубы. — Мне нельзя пугаться и убегать.
— Так называемый Институт ликвидируют уже к лету, и все постараются забыть, что он вообще был. Тебе не понадобятся рекомендации оттуда. А сейчас ты уедешь — и останешься живой, и не раз помянешь добрым словом дядюшку Роже́... Советую из Лагоса отплыть на корабле. Морской круиз. Отдохнешь. Забудешь этот кошмар.
— Спасибо, я подумаю, — буркнул Леха, вырвался-таки и пошел к Пасечнику.
— Глупость и мудрость с такой же легкостью схватываются, как заразные болезни, — донеслось в спину. — Поэтому выбирай себе товарищей.
— Ё-моё... — тихонько простонал Леха. — Да оставьте же вы меня в покое все!..
Дебанги добился-таки своего: Лехе было очень неуютно. А если честно, страшновато. А если совсем честно, он до того перепугался, что стало уже и не страшно вроде, а именно неуютно, когда идешь и ежишься, словно Йоба глядит тебе стволом между лопаток.
Последний раз Лехе так откровенно намекали, что жить ему осталось недолго, в Лимпопо, «самом здоровом месте в Африке». Он просто забыл, каково это: когда тебя обещает убить человек, которому не фыркаешь в лицо надменно, а веришь безоговорочно и сразу всем телом, до самых пяток.
Холодно это, вот каково. На жаре, увы не спасает.
А потом еще и горячо становится, когда начинаешь злиться в ответ...
Если чиновник АТР гарантирует, что будет страшно — верь ему и делай ноги. А дальше как? Остаток жизни проклинать себя за трусость? Чиновник не понимает, с кем говорит: ты не бросишь своих, не бросишь дело, иначе грош тебе цена. Здесь потерялась техразведка. И техподдержки не дождешься. Ты с голыми руками посреди Африки. И чем хуже понимаешь, что за дьявольщина тут, тем важнее разобраться.
Иначе эти демоны, что пожрали наших, будут жрать людей дальше.
Захотелось джина. Стакан. Залпом. А после взять что-нибудь тяжелое, например, лом — и съездить Дебанги по морде.
Пасечника впереди задержали; его поймал за жилетку секретарь Мишель, тоже крепкий и черный, просто еще по возрасту не такой широкий, как Дебанги, и Пасечник только-только раздраженно стряхнул его с себя. Поэтому к машине Элис они с Лехой подошли одновременно.
— Эй, блин! — предупреждающе крикнула Элис, заметив обвешанного камерами Леху.
Она по-прежнему стояла на башенном модуле, руки в боки, но уже не агрессивная, а задумчивая, поникшая, очевидно усталая.
— Все нормально! — Пасечник помахал ей. — Мы из Института Шрёдингера!
— Чё, блин?!
— Мы ученые! — заорал Пасечник, перекрывая шум. — Шрё-дин-ге-р Ин-сти-тут! Запись в строго научных целях! Конфиденциальность гарантирована!
— Нахер, — вяло сказала Элис и отвернулась.
Снизу вверх и со спины выглядела она божественно. Ничего лишнего: ни тебе недовольного лица, ни неестественно геометричного бюста.
— И между прочим, рассредоточить группу понятная идея, но напрасно волнуешься, обстрела не будет!
— Да пошел ты...
— Прости, здесь очень громко, я не слышу!
В аэропорту стало действительно шумновато, «Железным всадникам» не помешали бы глушители подороже, да и копытами они лязгали вовсю, а уж скрипели... Машины бодро избавлялись от прицепов и выстраивались в шахматном порядке; над крышей международного терминала уже вознеслась стрела подъемного крана; на ней висел парень в шортах и с большим серебристым чемоданом.
Пасечник медитировал на ягодицы Элис. Леха водил туда-сюда камерами, злился, хотел выпить, уже все равно чего, и совершить акт физического насилия, все равно уже над кем.
Ленивым прогулочным шагом их нагнал Смит.
— Иногда бывает жаль, что хорошо воспитан. А то бы спросил: ну, кто мечтал о больших сиськах?
— Мне ее жалко, — сказал Пасечник. — Она такая несчастная.