Телепортация

Взрыкнув движком, машина резво взяла с места, и гул стих. Авто вырулило уже за ворота, а Холопьев так и сидел в своем роскошном эргономичном кресле, с прилипшей к губе сигаретой, потерянно глядя перед собой.

Андрею Петровичу было неловко, он чувствовал себя не в своей тарелке. Даже в кабинете начальника райотдела, который им освободили после крепкого рукопожатия знавшего его начальника охраны, равно пахло казенным домом, и светлая, ухоженная Любовь Николаевна, Люба, была здесь совсем неуместна.

Глядя в пол и чувствуя себя нашкодившим школяром, он рассказал ей, что сделал все, как они договорились. Приехали, и сразу начались недоразумения. Нет-нет, что вы, не нужно ни в коем случае никого наказывать. Со мною обходились очень вежливо, напоили чаем и даже накормили. Я переночевал, а потом смотрю – люди заняты делом, ну что я им буду мешать. Тихонько себе встал и пошел до города, думаю, недалеко, заодно воздухом подышу…

– А позвонить? Андрей Петрович, ну что вы, как… – всплеснула она руками, но вдруг осеклась: куда звонить? Откуда? Клянчить у охранников, у которых своих дел полно, а тут какое-то… – Она сглотнула, вспомнив, как легко и беззастенчиво назвал управляющий ее самого дорогого человека. Да уж, такого поворота никто не ожидал…

Андрей Петрович молчал, но в его глазах она прочла то же самое; некуда и неоткуда было ему звонить.

Это непросто понять и представить, особенно человеку, который совсем не привык ограничивать себя, тем более в подобном случае… Когда под рукою несколько телефонов и всегда можно позвонить куда угодно, хоть в Японию, хоть в Америку…

И вновь ее охватило знобкое чувство человеческой беззащитности и хрупкости. Это хорошо, что начальник охраны постарался, пробил по своим связям и оперативно связался со всеми районными отделениями. А если бы…

Хорошо, конечно, что хорошо кончается, ну а если бы…

– Любонька, – решил нарушить повисшую паузу Андрей Петрович, но она его мягко, однако решительно перебила.

– Андрей Петрович, послушайте. Давайте начистоту. Скажите, вас мое предложение заинтересовало? Только правда, не деликатничайте…

– Заинтересовало, конечно, – ответил Андрей Петрович и сделал паузу…

– Но? – подхватила Люба. – Ведь вы же хотели сказать «но», правильно?

– Любонька, – грустно улыбнулся Андрей Петрович, опустив глаза, – неуютно чувствовать себя в тягость… не могу, просто поперек себя. Считай, что это бзик у меня на почве бродяжничества… Вот, собственно, и все «но». А тем более близкому человеку, ты и так столько для меня сделала, что… А специалиста найдешь получше меня. И уж по крайней мере не такого асоциального… Люба, Любонька, да что это такое, ну не плачь же…

Она и сама не заметила, когда, в какой момент из глаз покатились соленые капли.

– Андрей Петрович, – сказала она дрожащим голосом, по-детски шмыгнув носом, – я вас очень и очень прошу, никогда, слышите, никогда больше так не поступайте. У меня ведь, кроме вас, нет никого…

Андрей Петрович смотрел на нее, склонив голову, вздохнул и с виноватой улыбкой проговорил:

– Знаешь, Любонька, мне это напомнило сцену из твоего любимого мультфильма, помнишь?

– Нет, – всхлипнула она и беззащитно посмотрела на него, – какого?

– Ну, как же… Малыш и Карлсон… Ты еще очень обижалась на Астрид Линдгрен за то, что она написала в книжке про мальчика, помнишь?

– Ага, теперь вспомнила, – неуверенно улыбнулась она, – сцену про то, как нашли Малыша?

– Да-да, только вместо потерянного ребенка оказался потерянный старик, – он вздохнул, в его голосе снова задрожали слезы, – значит, больше, чем сто тысяч миллионов крон?

– Больше, – с чувством сказала она, – конечно, больше…

– Как там мой подопечный поживает? – не успев сесть в машину, осведомился Андрей Петрович. – Знаешь, – продолжил он, задумчиво глядя на мелькавший за окном однообразный пейзаж подмосковной глубинки, – меня гложут сомнения… Самое обидное, я никак не могу их сформулировать… Но что-то не так с этим несчастным… Понимаешь, в любом сумасшествии есть свой предел, черта, за которую человек просто не может перешагнуть. Даже в таком неординарном случае, как наш. И вот мне кажется, что он за этим пределом. Как будто он…

Андрей Петрович тяжело выдохнул, не решаясь закончить предложение и довести ход своих мыслей до конца.

Она, мимоходом оценив всю прелесть установленной недавно звуконепроницаемой перегородки, решилась и поведала старику о своих находках и догадках. Он слушал ее, окаменев и затаив дыхание, словно боялся упустить хотя бы слово, хотя бы букву из ее невероятного по содержанию рассказа, из которого выходило, что его протеже оказался не кем иным, как Пушкиным, собственной персоной…

Он проснулся после полудня. Открыл глаза, постепенно приходя в себя. Господи, до чего прескверный сон ему приснился, расскажи кому – не поверят. Даже во рту мерзкий привкус, словно бы он вчера…

Вчера…

О боже…

Со скрипом в голове все стало на свои места. За приоткрытым окном шумела улица. Часы показывали начало второго. И все, что ему приснилось, было на самом деле. Прескверное это чувство, когда вдруг понимаешь, что сон – это не сон.