Тельняшка — моряцкая рубашка. Повести

Думая так, Костя торопливо шёл к автобусной остановке. Постепенно он успокаивался, и в его голове складывался план спасения от всех бед. Перво-наперво встретить все ночные автобусы из Москвы. Их три. Володя, конечно же, ни на один из них не успеет и, значит, не приедет. Тогда бегом к маме, по дороге что-нибудь придумать (заранее думать Костя не любил), выпросить денег, бежать со всех ног на почту и позвонить по телефону в Москву, Володе. Главное — предупредить его, чтобы не приезжал. В общем, не так-то всё и страшно, как оно сразу казалось. А потом вечером, когда рабочие уйдут с раскопок и из карьера, покопаться самому, и кто знает, может быть, и блеснёт под лопатой металл — голова или нога Перуна. Володя вспомнил строчку из песни: «Кто ищет, тот всегда найдёт». А если найти одному, тогда уж никто не скажет, что Костя только присутствовал при находке. Нет, он нашёл сам, единолично, без всяких там Сергиенок…

Костя садился в местный автобус, когда междугородный автобус Москва — Новгород подвозил к конечной остановке Володю и Женю Замараевых…

А Костя, проехав совсем немного, сошёл на остановке «Карьер».

В КОТЛОВАНЕ

Когда наваливается усталость, ботинки становятся вдвое тяжелее, пальто давит на плечи и кажется, что ворот стягивает горло.

А тут дождь. Он размыл почву, и почва эта налипла на бахилы, на брюки, шоколадными брызгами разукрасила всю спину Кости. Это он отвернулся от мчащегося самосвала, а тот обдал его жидкой грязью по самую шею.

Но Костя не обращал внимания на эти мелочи. Главное-то в том, что грузовик этот последний: ушла с карьера девушка в брезентовом плаще с капюшоном. В руках у девушки был красный флажок. Им она, должно быть, командовала самосвалами. Но эта учётчица ушла, и теперь на дороге автомашин не было.

Костя прищурился, стараясь вспомнить и сравнить, какой котлован был там, на археологических раскопках, и какой он здесь, на карьере. Да, пожалуй, этот не мельче. Значит, и здесь докопались до десятого века.

Дождь, проклятый дождь! От него никуда не скрыться на этом карьере. Хоть бы камень какой-нибудь, чтобы на него сесть и закрыться маленьким ученическим портфелем! Но и камня, как назло, нет.

Шу-шу-шу… — шумит в ушах у Кости. Он зажмуривается, вытирает мокрое лицо мокрым рукавом и медленно идёт к котловану, скользя бахилами по сырой, вязкой, чавкающей земле.

Комки почвы срываются из-под ног и уныло бухают о железные листы, которые уложены сверху вниз для курсирующих тут самосвалов.

Шу-шу-шу… — шумит не переставая дождь.

«Ну почему я пошёл именно сюда? — сам себя спрашивает Костя. Непогода гонит его домой и злит, и он зло спорит сам с собой. — Сказано же, что Перун в десятом веке. Вот здесь как раз и подошли к десятому».

«Но почему здесь, а не там, где работают археологи?»

«Потому что здесь — у самого озера. А Перун покровитель кого? Мореплавателей. Нечего ему было делать там, в городе. Здесь он, только здесь…»

Это немного согревает и подбадривает Костю. Да, он всё время говорит сам с собой, убеждая себя, обнадёживая и агитируя. Когда ему очень тяжело, Костя вспоминает наших космонавтов — первого, второго, третьего, четвёртого, всех подряд, — и говорит себе: «А им разве легко было? Тяжело. Зато потом…»

Костя падает раз и другой: в бахилах на скользкой земле неудобно. Но от боли он делается ещё как-то злее и ползёт, ползёт вниз, зажав под мышкой портфель, у которого уже оборвалась намокшая ручка.

А вот и дно котлована.

Тут дождь не шуршит, а барабанит по железным листам: бум-бум-бум, бум-бум-бум!..

Холодно. Сыро. Страшно.

Ещё не вечер. А здесь, в котловане, сумеречно.

Капли шлёпаются как будто реже. Дождь стихает. Реже… ещё реже… совсем стих. И сразу становится светлее. Словно в зашторенной комнате на окнах раздвинули занавески.

Костя оглядывается. Котлован большой — величиной с три-четыре комнаты. Земля выбрана неровно: где больше, там стоит вода, где меньше — почти сухо. По углам котлована воткнуты четыре лопаты. Костя кладёт портфель на железный лист и садится. Сидеть неудобно — низко, но всё-таки это отдых для ног. Он вытягивает ноги, чуть откидывается, и какое-то отдохновение разливается по всему телу. Сразу же вспоминаются дом, мама.

«Что я наделал! — думает Костя. — Не пришёл вовремя из школы, мама, конечно же, всполошилась — побежала в школу и узнала, что меня там вообще не было. Теперь меня ищут по всему городу».

Он вскочил, взял в руки мокрый, сплющенный, отяжелевший портфель и сделал было несколько шагов к подъёму, который вёл из котлована. Здесь торчала лопата…

Если сейчас, спустя много времени, спросить Костю, как это так получилось, что он не поднялся из котлована и, усталый, казалось бы, до предела измученный, принялся рыть землю, он объяснить не смог бы. Бывает же такое с человеком, когда кажется, что не он сам, а кто-то сидящий в нём руководит его поступками.

…Костя копал с какой-то яростью. Лопата скользила в потных ладонях, ныла спина, шея, руки и ноги. А он копал и копал. Бахилы скользили по ребру лопаты, и нога несколько раз срывалась вниз.