Телохранитель

Мое появление в парламенте не прошло незамеченным. Особый фурор я произвела, явившись однажды на работу в туфлях на высоченных каблуках, и целый день развлекалась, глядя, как смущаются мужчины, когда их взгляд упирается мне прямо в грудь. Хелена удивлялась, как я могу ходить на таких каблуках, тем более что я и в самом деле иногда спотыкалась, ведь мои ноги больше привыкли к кроссовкам и прочей спортивной обуви. Помощница Лехмусвуо ростом в сто восемьдесят сантиметров, да еще и на таких каблуках, быстро завоевала популярность среди местных вахтеров, библиотекарей и секретарей. Когда я без косметики и каблуков, мужчины на меня особо не реагируют, зато когда я выступаю в мини-юбке или кожаных штанах в обтяжку, то физически чувствую, как вокруг меня сгущается воздух.

Не имея ни малейшего представления о системе субординации в парламенте или партийных фракциях, я совершенно не обращала внимания, кто сидит за столиком, к которому я направляюсь со своей чашкой кофе. Однажды удивилась, увидев, как нервно дернулся какой-то блондин, когда я присела за его столик. Я подумала, он решил, что я начну с ним заигрывать. А потом мне сказали, что это был министр обороны. После этого случая я несколько дней честно пыталась запомнить имена и лица, но без особого успеха. Наверное, у меня просто не было мотивации, ведь я прекрасно знала, что надолго здесь не задержусь. Особо меня веселило, когда группы посетителей парламента вежливо сторонились и пропускали меня вперед, думая, что я важная птица.

Я не гнала прочь мысли о Давиде и обрадовалась, когда внезапно получила от него письмо в красивом конверте, отправленном из Котки. Оно было написано на шведском языке и начиналось словами: «Дорогая Хилья».

Мне было приятно, хотя я знала, что «дорогой» — стандартное обращение в шведском языке и так называют всех подряд. Но мне показалось, что в письме оно звучало как-то по-другому, с оттенком нежности. Давид писал, что пытался до меня дозвониться и отправил несколько сообщений по электронной почте, но, не получив ответа, в итоге нашел меня через адресное бюро. Спрашивал, почему я не отвечаю, может, он чем-то меня обидел? Извинялся, что ему пришлось так внезапно уехать, но он был вынужден, такая работа… Рассказывал, что был в Мадриде и привез мне несколько сувениров, интересовался, можем ли мы встретиться. Он собирался приехать в Хельсинки на третьей неделе октября и остановиться в гостинице «Торни».

Эта была последняя неделя перед выборами, и Хелена запланировала на это время массу дел. Предполагалось, что я буду ее повсюду сопровождать. Однако в среду она намеревалась провести целый вечер на собрании своей фракции в арендованном коттедже, так что у меня наверняка будет немного свободного времени. Давид не оставил почтового адреса, и я решила позвонить ему.

— Привет, это Хилья. Извини, что не звонила раньше. Я уронила телефон в лужу, и сим-карта испортилась.

Разумеется, он понял, что я все придумала, но разве это имело значение?

— Хилья, я так рад тебя слышать! Как дела? Почему ты мне оставила сообщение, но не сказала номер телефона? Я не мог с тобой связаться!

От одного звука его голоса у меня перехватило дыхание. Я вдруг осознала, что стоит ему поманить меня, и я пойду за ним куда угодно. Закончив разговор, я легла на диван и попыталась успокоиться. Мужчина, на которого я так бурно реагирую, опасен. Я не могла больше ни о чем думать и принялась считать дни и часы до встречи.

Несмотря на мое желание остаться в стороне от политических игр, предвыборная суета захватила и меня. Хелена с ангельским терпением выслушивала критику оппонентов, которые называли ее партию то последователями Сталина, то стадом оголтелых защитников лис и кабанов, то буржуазными лоббистами. Когда комментарии становились особо острыми и речь срывалась на крик, я занимала позицию за ее левым плечом — штатное место охраны. «Тяжелая у нее работа, далеко не всегда приятная», — иногда думалось мне. Но ведь, с другой стороны, никто не принуждал Хелену и ее коллег идти в политику, это был их собственный выбор.

За день до встречи с Давидом я сидела за письменным столом и сортировала пришедшие на имя Хелены письма. На одном из них стоял штемпель Котки — города, который ассоциировался у меня как с Давидом, так и с Анитой. И тогда я вскрыла конверт и прочла письмо, хотя обычно просто раскладывала корреспонденцию по папкам, где Хелена регулярно просматривала ее. Не важные, на мой взгляд, письма я убирала в отдельную папку. Хелена читала все, что приходило на ее имя, и я удивлялась, зачем она тратит время на всякий бред. Ведь попадались и такие послания, с которыми можно было смело идти в полицию и писать заявление об оскорблении чести и достоинства.