Телохранитель (СИ)

— Я уже виделся с ним! О чем еще говорить? Впрочем, я ему выкажу свое отношение к их писанине! Дать в газетах опровержение! Да еще от имени Петроградского бюро ПСР! Ну, разве это не подлость? Кто их уполномочивал?

Лида не стала еще слушать дальше. Она прильнула к нему в длинном поцелуе…

Питер бурлил, люди выхватывали у мальчишек-разносчиков газеты, толпились у витрин, возбужденно переговаривались. Семенов прислушался:

— Подкараулили, сволочи! Наверняка эсеры.

— Они! Кто же еще?

— Переловить да перестрелять как бешеных собак!

— Храм Божий не постеснялись осквернить. Кровопролитие у часовни устроили.

Глас народа — глас божий. Семенов усмехнулся. Но почему все так уверены, что это мы. Почерк… Да и вожди наши — идиоты, поспешили публично отречься. На воре шапка горит…

Рабинович прогуливался в сквере у памятника Екатерине Великой. Поздоровался холодно.

— Вам необходимо исчезнуть. Немедленно. Уезжайте в Москву.

— Что за спешка? Не вижу смысла… Нам ничто не угрожает.

— Позвольте об этом судить нам. — Рабинович начал заметно волноваться. — И давайте обойдемся без дискуссий. Вас Гоц предупреждал, что нужно подождать, не послушались, впредь придется вас за ручку водить.

— Обойдемся без поводырей, — огрызнулся Семенов. — А в Москву, пожалуй, отправим одного Сергеева.

— Вы стараетесь спасти одного боевика. А мы — любой ценой сохранить боевой отряд! Дискутировать не советую: это решение ЦК. Не подчинившись, вы поставите под удар нашу партию. Ясно?

— Яснее не бывает. А что я скажу боевикам? Что скажу Сергееву?

— Не мне вас учить, Григорий Иванович.

— Мы же погубим боевой отряд. Люди разбегутся. Кому захочется жить уголовником.

Рабинович не ожидал, что разговор перейдет в такую плоскость. В самом деле: боевики идут на самопожертвование, а партия от них открещивается. Но стоило ему вспомнить про разговор с Гоцем, как все колебания улетучились.

— В данный момент, — твердо сказал Борис Николаевич, — партия не может взять на себя ответственность за террористический акт против Володарского. Со временем — это возможно. Сергеев должен понять и набраться мужества. Ждать.

— Выходит, — тихо, как бы про себя, заметил Семенов, — каждый на этом свете не только судья, но и подсудимый.

— Выходит так. Понять надо — судьба партии на сломе, а вы о судьбе Сергеева заботитесь.

После встречи с Рабиновичем Семенов разбитым и подавленным вернулся на явочную квартиру, где скрывался Сергеев. Идеал вступил в противоречие практикой террора. Вернее — с жизнью. В разговоре с Сергеевым ему придется переступить через свою сволочную порядочность. Террор и мораль не стыкуются. Не вписываются в большевистскую революцию.

— Что же это, Григорий Иванович, что же это? — встретил Семенова растерянный Сергеев. — Отказались от меня наши вожди, сами благословляли. А теперь, хвост им в бок, я не я и лошадь не моя?

Бледный Сергеев трясся как голый на морозе — уничтоженный, раздавленный. Его можно было понять — человек мечтал о подвиге. Хотел прославить свое имя в веках, войти в историю и вдруг такой афронт! Глядя на едва не плакавшего Сергеева, Семенов сжал кулаки: до чего довели парня!

— Крепись, Никита, что поделаешь, коли перестраховщики сидят в ЦК? Настроение у них паническое, о своей шкуре пекутся.

— А я?! Что со мной будет?!

— Поедешь в Москву. Отряд выезжает завтра.

— Но я же теперь простой убийца. Уголовник! Можете вы это понять, Григорий Иванович?! Обманули! Поманили, посулили, а сами в сторону!

— Успокойся! — прикрикнул Семенов. — Возьми себя в руки, не будь бабой. В Москве начнем большое дело, и тебе найдется работа, поважнее, чем питерская… Сейчас не признали, потом признают. Я веру в это, Никита.

Сергеев по-мальчишески шмыгнул носом, на котором сразу проступили все веснушки, вытер глаза — в них засветилась надежда…

Хоронили Володарского на Марсовом поле, рядом с могилой жертв Февральской революции — рабочих и солдат. Шпалерами стояли революционные полки, матросские отряды, красногвардейцы. Венки и цветы одновременно легли на могилу — последнее подношение друзей и товарищей. На траурном митинге требовали возмездия убийцам — эсерам. Никто почему-то не сомневался, что гибель Володарского — дело их рук.

Такого же мнения был и Сергей, который стоял на траурном митинге рядом с Урицким.

— Что предполагаете делать дальше? — спросил его Урицкий.

— По моим данным, весь боевой отряд, вместе с убийцей, выехал из Петрограда. Так что вечером, я отправляюсь назад в Москву.

— Они уехали в Москву? — спросил Урицкий.

— Этого я пока не знаю, мой источник не настолько информирован…

26 июня 1918 года

из записки Ленина Зиновьеву