Телохранитель (СИ)

Ленин слабо улыбнулся:

— Ничего, ничего. Это со всяким революционером может случиться. Доктор, — продолжал Ленин, — вы коммунист?

— Да, Владимир Ильич.

— Тогда скажите откровенно, скоро ли конец? Если да, то мне нужно кое с кем обязательно поговорить.

Розанов успокаивающе провел по руке.

— Нужно смотреть правде в глаза, — заметил Ленин, — какой бы горькой она ни была.

Правда действительно была горькой.

Каплан доставили в Замоскворецкий Военный Комиссариат. Первый допрос произвел председатель Московского трибунала Козловский. Когда приехал Сергей и спросил о первых результатах, Козловский ответил ему:

— Сергей, эта женщина произвела на меня крайне серое, ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит себя растерянно. Говорит несвязно и находится в подавленном состоянии. Хотите услышать мое мнение по поводу происшедшего?

— Конечно, — сказал Сергей.

— Я считаю, это дело рук эсеров. И хотя Каплан отрицает это, и связь с петроградскими событиями, мне кажется четко прослеживается рука правых эсеров.

— Поживем — увидим, — ответил Сергей.

Москва, 30 августа 1918 года

23 часа 40 минут

помещение внутренней тюрьмы Замоскворецкого военного комиссариата

То, что женщина находится в состоянии глубокого психологического шока, Сергей понял сразу. Ему было достаточно взглянуть на Каплан. Речь ее порой становилась бессвязной, похожей на бред.

— …я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному убеждению.

Кроме Сергея в комнате для допросов присутствовал председатель Московского революционного трибунала Дьяконов. Кроме этого, что вызвало большое удивление Сергея, приехали сотрудник ВЧК Фридман и сам Яков Свердлов.

Свердлов начал допрос агрессивно:

— Кто вы? Фамилию свою назовите… — И тут же переход, — кто вам поручил совершить это неслыханное злодеяние?

Сергей почему-то подумал: «Как-то фальшиво звучит у Якова негодование. Странно».

Свердлов продолжал допрос. Он требовал от Фанни хоть каких-либо доказательств того, что стреляла действительно она. При этом Яков совершенно не хотел слушать Сергея, который пытался объяснить ему, что стрелков, по-видимому, было двое. Причем в Ленина попала не Фанни, а снайпер из дома напротив. Но Яков и слушать не хотел не про кого снайпера. Сергею он безапелляционно заявил, что слово такое слышать первый раз, а оптические прицелы — буржуазные выдумки.

Сергей понял, что доказать что-то Свердлову бесполезно. Но если сначала он списал все на волнение, то потом задумался — а так ли это?

Свердлов тем временем добился от Каплан признания в том, что стреляла она. Однако никаких подробностей покушения Фанни сообщить не могла: «Сколько раз я выстрелила — не помню». Сергей в это поверить мог. Он лично видел глаза этой больной женщины в момент выстрелов. Но ведь даже тогда, он не был уверен, что стреляла она. «Из какого револьвера я стреляла, не скажу, я не хотела бы говорить о подробностях».

«А вот в это поверит тяжело, — подумал Сергей. — Так может отвечать, либо действительно ничего не зная, либо скрывая сообщников, если, например, террористов было двое. А в этом я не сомневаюсь», - подумал Сергей. Сейчас это стало совершенно очевидным фактом.

«Я совершила покушение от себя лично», - продолжала Каплан.

Сергей уже внимательно прочитал протоколы допросов других свидетелей. По поводу снайпера никто ничего вразумительно сказать не мог. Но также никто не мог опознать Каплан как стрелявшую. А вот это было очень странно.

Чем больше Сергей слушал Каплан, тем более у него росла уверенность, что он не ошибся тогда, во дворе завода, снайпер был, несмотря на все возражения Свердлова. Все говорило в пользу этой версии. Но почему Яков так упорно от нее отказывается?

Неожиданно Каплан скривилась, как будто у нее что-то болело.

— Вам плохо? — спросил Сергей.

— Если можно, — тихо ответила Фанни, — дайте мне что-нибудь положить в ботинки в стельки. Там вылезли гвозди, ужасно натерло ноги.

Сергей оглянулся вокруг. Ничего подходящего под рукой не было. Он увидел несколько разорванных конвертов.

— Это подойдет? — спросил он, протягивая их Фанни.

— Да, спасибо, — тихо ответила она, развязывая шнуровку ботинок и кладя туда конверты. Что-то в ее облике заставило дрогнут сердце Сергея. Он взглянул на Свердлова, но на того, эта сцена не произвела никакого впечатления. Он что-то писал, потом поднял голову и обратился к Каплан:

— Я думаю, у вас есть еще много что сказать…

— Я сказала все.

— Я не ошибаюсь, — все также настойчиво продолжал Свердлов. — Вы утаиваете главное — сообщников и руководителей покушения…

Фанни заплакала. Ей сейчас хотелось только одного — чтобы все эти люди ушли и оставили ее в покое. Ведь на самом деле, она так до конца и не могла понять — стреляла она или нет? Но ведь она во всем созналась. Так почему же они не оставят ее в покое? Чего еще они добиваются?

На вопросы она отвечала машинально, что-то отрицала, что-то подтверждала. Что? Ее охватил ужас: не сказала ли чего лишнего? Нет… Нет… Буду говорить только о второстепенном… Только о себе… О главном молчать, молчать…