— Ладно, это твое решение. — Все еще шокированная она пошла оповещать других больных.
Артист вернулся в свою палату, чтобы никто больше не мешал ему репетировать. Внутренний голос заликовал: репетиции продолжаются! Если эта девчонка слушает своих воображаемых друзей, почему он не может их послушать?
***
Грусть отвели обратно в палату, забрали Зэд и Чужую. 13-й так и не вернулся, естественно, его отвели в карцер. Но почему-то у Историка проскочила такая мысль, что он
(умер)
получил более серьезное наказание. Парень даже подошел к двери и посмотрел в сторону карцеров: 13-й тоже смотрел в окошко. Заметив Историка, он помахал ему рукой, после чего медсестра заметила его взгляд и закрыла окошко карцера.
Историк отошел от двери и сел на диван. Его глаза устремились в безупречно белый потолок. Он сбился. Впервые за все те годы, что парень рассказывал истории, он забыл, забыл, что было дальше. Куски памяти, пускай и очень редко, начали от него убегать, а потом возвращаться, как блудные псы. Он уже хотел поверить в свой диагноз: шизофрения, но первое воспоминание из этой больницы никогда не покидало его головы.
— Ты отдохни немного, расслабься. Знаешь, пап, в твоем возрасте это нормально. Полечись месяцок другой, а мы пока присмотрим за твоей квартирой. — Его дочь и ее новый кавалер не были очень убедительными, по крайней мере для него, не для доктора.
Тогда ему было почти сорок лет. Тридцать восемь или девять… Но вообще он выглядел куда моложе своего возраста, и даже в больнице продолжал заниматься спортом (если так можно было назвать занятия в импровизированном спортзале с кроватью вместо турника) и не особо буянил. Он не был да и сейчас не является таким крепким амбалом как Джейсон или 13-й, но и дряхлым старикашкой его нельзя назвать.
Он не больной, и это Историк помнил всегда. Просто его единственная дочь спихнула его в больницу, чтобы забрать себе квартиру. Возможно, это прозвучало дико (наверно, это была единственная безумная мысль в его голове), но он не мог ее засудить за такое, просто потому что любил. Как и Забывашка не мог забыть свою «Принцессу», так и он помнил ее в детстве: хорошая миленькая девочка все еще просила его рассказать сказку на ночь или сводить ее в зоопарк. Казалось, только вчера она обещала его защищать, как и он ее от монстров из-под кровати.
Но это было давно, как и его прибытие сюда. Может, и правда прошел уже не один год? Возможно, он стал старше, намного старше, и это просто склероз? Все может быть.
— Историк, ты участвуешь в сегодняшнем побеге?
Дожить бы ему эти несколько лет в своей палате, рассказывая байки больным. На свободе его никто не ждет, кроме все тех же санитаров, он адекватный человек и прекрасно это понимает.
— Что за глупый вопрос, конечно, я с вами.
Но даже в голову самого правильного человека порой приходят безумные мысли.
***
Пожав руку Джейсону и вежливо улыбнувшись, Хамелеон послушно пошла за ним. Инсанабили тоже увели, но совсем не вовремя.
Больные вернулись в полусознании. Их нужно было успокоить или хотя бы довести до палаты, ведь санитар так и оставил их у двери.
— Я этим займусь. — Неожиданно для всех сказал Забывашка.
Он подошел к Чужой, помог ей подняться и повел в палату. Как только девушку уложили на кровать к ней подошел Штейн.
— Как ты?
— Трудно сказать. Моя рука, она начала умирать… как же он это назвал…они что-то сделали с бинтами, а чтобы она меня не душила вкололи это…
Каждое слово давалось с трудом. Больше всего ей хотелось уснуть, но Чужая надеялась, что Штейн как-то облегчит ее страдания.
— Голова болит?
— Ничего не болит и ничего не душит…я просто хочу спаа…- Не договорив последнего слова, она сделала глубокий выдох и снова вдох.
— Скорее всего, просто наркоз. Не бойся, все хорошо, засыпай, когда проснешься должно полегчать.
Конечно, было бы проще дать ей что-то кроме тех таблеток, которые прописывали Майлз и Картер, но такой возможности сейчас не было.
— Обед…
— Мы принесем тебе что-то поесть, если ты не проснешься к тому времени. — Говоря это, Штейн накрыл ее одеялом и Чужая уснула.
Звуки из подвала сильно тревожили его, даже когда их не слышала вся больница. Штейн знал, что оно там, что оно живое, он словно слышал дыхание этого монстра.
Неужели, кто-то смог разгадать ту загадку?
На этот вопрос Штейн улыбнулся своей безумной улыбкой.
Разгадать то, что придумал потомок того самого Штейна? Ну нет, на это их мозгов точно не хватит!
После чужой Забывашка отнес в палату Зэд. Хотя ему было тяжело, парень взял больную на руки, так как ходить она была не в состоянии. Положив девушку на матрац, он поднял с пола подушку.
— Ее аа оо! — Запротестовала Зэд.
— Хорошо, не буду. Может, хочешь еще чего-то?
Глупо спрашивать, ведь она никогда ничего не хочет. Сидит в одной точке часами, иногда ходит кругами, порой отвечает на несложные вопросы. Если не считать тех речей, что связаны с чистилищем, она вообще почти ничего не говорит, если бы Забывашка помнил это, он бы не спрашивал.
— Аа… — Звук обрывается мягким шипением или чем-то вроде того.