– И хотел бы остаться, да не могу, – отвечал маркиз. – Если бы события не отдалили нас друг от друга – вам случалось преодолевать куда большие расстояния, нежели то, что разделяет наши дома, – вы, мое дорогое дитя, знали бы, что у меня есть дочки, невестки, внучки и внуки и все мое семейство переполошится, если я не вернусь сегодня же вечером. А это значит, что мне предстоит проехать еще восемнадцать лье.
– У вас неплохие лошади, – заметил маркиз де Симёз.
– Да, но я уже успел побывать в Труа: ездил туда вчера по делу.
После неизбежных расспросов о семье, о супруге маркиза и обо всех тех мелочах, справляться о которых велит этикет, хотя в действительности они никого не волнуют, г-н дʼОтсер утвердился во мнении, что г-н Шаржбёф приехал, чтобы призвать своих молодых родственников к осторожности. Со слов маркиза, времена изменились и никто не может предсказать, какая участь уготована императору.
– Он станет богом! – воскликнула Лоранс.
Благообразный старик заговорил о том, что нужно мириться и уступать. Услышав, что эти соображения высказываются куда более настойчиво и уверенно, нежели он когда-либо позволял себе, излагая свои доктрины, г-н дʼОтсер чуть ли не с мольбой воззрился на сыновей.
– И вы согласны служить этому человеку? – спросил у маркиза де Шаржбёфа маркиз де Симёз.
– Согласен, если этого потребуют интересы моей семьи.
Наконец старик в весьма туманных выражениях намекнул на грядущие опасности; когда же Лоранс попросила его говорить яснее, маркиз предложил молодым людям забыть об охоте и поменьше выезжать из дома.
– Вы по-прежнему считаете Гондревилль своим, – сказал он де Симёзам, – и тем самым разжигаете в некоторых ненависть. Вы удивлены? Что ж, значит, вам неизвестно, что у вас есть злопыхатели в Труа, где ваше мужество не забыто. В городе только и разговоров, что о том, как вы скрывались от имперской полиции, причем одни считают это подвигом, а другие думают, что вы чуть ли не враги императора! Некоторые сеиды[61]
удивляются, что Наполеон проявил к вам снисхождение. Но главное не это. Вы оставили с носом людей, полагавших, что они хитрее вас, а эти выходцы из социальных низов никого не прощают! Рано или поздно слуги Правосудия, которое в этом департаменте вершится по прихоти вашего врага, сенатора Малена, расставившего своих прихвостней всюду, даже в министерских кабинетах, с радостью обнаружат, что вы замешаны в каком-нибудь очень неприглядном деле. К примеру, крестьянин затеет с вами ссору, застав на своем поле, а нрав у вас горячий, и дело кончится несчастьем. На вашем месте лучше сто раз подумать, чем совершить опрометчивый поступок. И у меня есть основания так говорить! Полиция до сих пор тщательно наблюдает за округой и в такой захудалой дыре, как Арси, держит специального комиссара, чтобы вы, не приведи господь, не замыслили чего-нибудь против сенатора Империи. Мален боится вас и не скрывает этого.– Он делает все, чтобы нас очернить! – вскричал младший из де Симёзов.
– Он на вас клевещет, и я это понимаю. Но чему поверит толпа? Вот что важно! Мишю намеревался застрелить сенатора, и тот об этом не забыл. После вашего возвращения графиня взяла Мишю к себе, и многие – да что там, большинство! – решили, что Мален прав. Вы не представляете, насколько шатки позиции эмигрантов, если дело доходит до противостояния тем, кто ныне владеет их имуществом. Префект, разумный человек, вчера упомянул о вас в разговоре – всего пара фраз, но меня они встревожили. Словом, я бы предпочел, чтобы вы уехали…
Эта тирада вызвала глубочайшее изумление. Мари-Поль поспешил позвонить, вызывая слугу.
– Готар, – сказал он прибежавшему юноше, – приведи к нам Мишю.
Бывший управляющий Гондревилля не заставил себя ждать.
– Мишю, друг мой, – начал маркиз де Симёз, – это правда, что ты собирался убить Малена?
– Да, господин маркиз. И когда он снова приедет сюда, я его подстерегу.
– А знаешь ли ты, что, по слухам, ты действовал по нашей указке? И наша кузина, отдав тебе ферму, тем самым навлекла на себя подозрение, что и она в этом замешана?
– Святые небеса! – вскричал Мишю. – Неужели я и правда проклят? Неужели я не смогу малой кровью избавить вас от Малена?
– Нет, славный мой Мишю, не сможешь, – сказал Поль-Мари. – Тебе придется оставить службу и уехать из департамента. Мы о тебе позаботимся, подыщем тебе место с хорошим жалованьем. Продай все, чем владеешь, продай землю, и мы отправим тебя в Триест к нашему другу. У него большие связи, и он найдет чем тебя занять до тех пор, пока обстоятельства не изменятся к лучшему для всех нас.
Слезы навернулись на глаза Мишю, который стоял будто пригвожденный к месту.
– Кто-нибудь еще видел, как ты целишься в Малена? – спросил маркиз де Шаржбёф.
– Нотариус Гревен. Они были заняты разговором. Это-то и помешало мне убить сенатора – к счастью! Госпожа графиня понимает, что я имею в виду, – сказал Мишю, глядя на свою хозяйку.
– А еще кто-нибудь, помимо Гревена, об этом знает? – спросил пожилой маркиз, которому совершенно не нравился этот допрос, хоть и проводимый в семейном кругу.