— Малкольм, я впечатлен твоей решимостью отказаться от страсти ради такой женщины. Не бойся. Я с радостью компенсирую твоё пренебрежение. Раз ты не хочешь отведать её впечатляющей силы, то это сделаю я. Если я не могу обратить тебя, то просто уничтожу, как уничтожил Брогана, пока она будет умолять меня о большем, как умоляла твоя мать, — холодно взглянув на них, он ушел прочь.
Малкольма трясло от ярости. Тошнотворный страх перебил его гнев. Никогда ещё он так не боялся за Клэр.
Ройс коснулся его руки.
— Он насмехается над твоей решимостью! И не думай сейчас о Мейрид! Не думай о Клэр!
— Он обдумал каждое слово! И, черт побери, он прав. Он не смог обратить Брогана, но зато уничтожил брак моих родителей, и моя мать страдает до сих пор! Сейчас, если он не обратит меня, то попытается использовать Клэр и уничтожить её.
И впервые в жизни Малкольм впал в отчаяние. Он почувствовал себя бессильным, пойманным в ловушку, и ненавидел эти ужасные ощущения.
— Всё, что я хочу, это защитить её от зла. Вместо этого каждый мой поступок толкает её прямо во тьму, в ее удушающую хватку.
— Ты совершил ошибку, позволив себе полюбить её, — безжалостно сказал Ройс. Он подтолкнул Малкольма в угол зала. — Я не жду, что твои чувства изменятся. Я знаю, ты будешь любить её до самой смерти.
— Я поклялся защищать её, Ройс, — отрезал Малкольм. — Желать и защищать её, но не любить. Ты тоже ошибся, полюбив свою жену, и посмотри на свою жизнь сейчас, сотни лет спустя! Я не буду таким глупцом.
Ройс покачал головой, очевидно, совершенно не убежденный и не пораженный этим.
— Я жду, когда ты предстанешь перед Кодексом и Господом. Тебе надо начинать молиться и не только Христу. Древние боги проснутся и услышат, если ты захочешь этого.
С этим он смог бы справиться.
— Я уже начал молиться, — сказал Малкольм. — Я молился, чтобы сила в моей душе могла контролировать то, что я так горячо жажду освободить.
— Ты сдержал зло. Ты победил. Ты бился с Мореем. Со временем станет легче. И Морей будет охотиться за другим.
— И когда это произойдет? — воскликнул Малкольм. — Сколько времени понадобится, чтобы обрести контроль,
— Ты слишком молод, — сказал Ройс, покачав головой. — И никакие скачки во времени не изменят твой настоящий возраст. Самообладание приходит со временем. Все молодые Повелители жаждут
Малкольм тряхнул головой.
— Мне не нужна другая девка в моей постели! Я хочу видеть там Клэр! Тебе более восьмисот лет! Мне — двадцать семь! Я не могу ждать восемь веков, чтобы любить Клэр как положено. — Как только Малкольм осознал выбранное им слово, он почувствовал, как запылали щеки. Он никогда не хотел любить Клэр, он всего-навсего хотел доставить ей удовольствие.
Ройс вздохнул.
— Я имел в виду только то, что сказал раньше. Тебе нужно держаться подальше от неё, а не от других, раз именно она — твое искушение. Я доволен, что ты оставил её в Оу.
— Я не знаю, как долго смогу держаться от неё на расстоянии.
— Ты сражаешься со своим вожделением. Сражаешься так же, как сражаешься с Мореем. А Морей — это похоть, — Ройс вспыхнул. — И когда ты поймёшь это, ты победишь.
Ройс ошибался. Страсть была злом только тогда, когда она становилась неистовым зверем, жаждавшим большей силы, чем когда-либо мог требовать человек или Повелитель. Потому что, хотя Клэр и выздоровела после нападения Сибиллы, страсть ничего не могла поделать со злом. Эта страсть исходила от сердца.
— Руари, ты когда-нибудь чувствовал душу женщины?
Ройс удивился.
— О чём, во имя Господа, ты говоришь?
Уклоняясь от прозорливого взгляда дяди, Малкольм почувствовал, что краснеет.
— Не бери в голову.
Ройс пожал плечами.
— Когда я сказал молиться Древним, я серьезно это говорил. Только бог может дать тебе силу сохранить благочестие, Малкольм.
Ройс был прав. Он погрузился в религию со дня своего рождения. Когда Броган погиб на поле боя, его вера немного пошатнулась. Хотя, возможно, в тот день она должна была укрепиться. Он был рад, что снова начал молиться Древним.
Единственная проблема была в том, что боги могли быть своенравны.
Боль была ужасной. Несмотря на то, что Эйдан дал ей снадобье, чтобы уменьшить ее, Клэр рыдала, смутно ощущая, что находится в сильных руках Эйдана. Он не говорил, что её тело будет пытаться взорваться от воздействия скачка во времени. Казалось, все её кости переломаны, а все суставы вывихнуты. Болели даже её волосы.
Но боль быстро исчезала. Клэр начала понимать, что не только руки Эйдана обнимали её, лицо ее прижималось к шерстяному пледу на его груди, которая мягко, размеренно опускалась и поднималась.
— Теперь тебе лучше? — спросил он хрипло.
Девушка едва могла разговаривать. Она глубоко вдохнула, сжав кулаки, желая, чтобы он поднялся и отстранился от нее. Она только что начала отдавать себе отчёт о его внутреннем напряжении, которое она никак не могла не узнать. Это было желание.