Темнота в солнечный день

– Пятерик строгого, – уточнил Карпухин. – А строгий – это не общий, на который ваша братия по «хулиганке» и идет, если статей потяжелее в довеске нет… Вот и тебе, Дмитрий, светит как минимум пятерик строгого. И не факт, что тебя под подписку о невыезде на свободе оставят. Майор взял «бобик» с арестантским отделением, а мог бы и простой «жигуль» взять. Неспроста… Как бы не уехать тебе в этом «бобике». Твою мать! – выдохнул он в сердцах. – Митька, у меня на тебя зла не хватает, когда я смотрю, как ты сам себе жизнь корежишь! – Он обвел взглядом книжную полку под потолок, пишущую машинку на столе. – Ты ж, обормот, другой жизнью жить должен. Не этой твоей нынешней. Вон сколько книг, полки ломятся. Стихи пишешь… Нет, влез в дурацкую местную блатату по самые уши и сидишь там, как свинья в грязи… Пятерик строгого, – повторил он с расстановкой. – После такого жизнь идет наперекосяк и рассыпается в мелкие дребезги. И хрен ты развяжешься потом с зоной. Катай вон сумел, так он один на тыщу… А у тебя стержень не тот, если вообще есть должный стержень, в чем я крепко сомневаюсь. – Он присмотрелся к Мите, хмыкнул: – Ты ведь ох какой не дурак, все понял. Притворяешься героическим партизаном на допросе в гестапо, а очко-то заиграло! Заиграло, чего там. Я в милиции двадцать два года, навострился определять, когда человек спокойный как удав, а когда у него очко играет… Ну ты понял, что влип крупно?

– Предположим… – вовсе уж угрюмо сказал Митя.

– А наганчик у тебя где-то здесь… – скупо усмехнулся Карпухин. – По лицу видно… Ну вот что, Митька. Я тебя, придурка жизни, могу и вытащить. Исключительно потому, что тебе, если рассудить по уму, другая судьба положена. Без всякой кодлы, ножиков в кармане и подломанных киосков. И для этой другой судьбы ты еще не накопал окончательно. Не поздно на другую тропку свернуть. Не будь я в этом уверен, я бы с тобой разговоры не разговаривал и не старался бы вытащить. Понял? Я не добренький, мне просто смотреть противно, как ты себя гробишь. – Он тщательно загасил окурок в фирменной Митиной пепельнице, крышке картера от первого Митиного мопеда, по неопытности угробленного три года назад. – Знаешь, не так уж редко случалось, что человек вовремя сворачивал с дурной дорожки после хорошей встряски. Авось для тебя эта история с наганом той самой полезной встряской и будет… Очень хочу надеяться. Добрые советы слушать готов? А то майор там может и терпение потерять.

– Чего ж не послушать, – сказал Митя.

Вся его поза выдавала тоскливую безнадежность: ссутулился, свесил руки меж колен, понурил голову…

– Слушай внимательно, – сказал Карпухин. – Есть такая штука – добровольная выдача. Слышал?

– Краем уха, – уныло отозвался Митя, не меняя позы.

– А теперь слушай в оба. Они, – Карпухин мотнул головой в сторону двери, – особо не горят желанием непременно тебя законопатить на зону. Ты, в конце концов, не уголовник – так, мелкая сявка, блатарек дворовой… я с майором поговорил, он мужик ничего… Натворить ты с этим наганом ничего не успел, может, еще и не стрелял даже, и те два патрона так и лежат… Короче. Он тебе оформляет добровольную выдачу. Ну, обыск все равно проведут, конечно. Но от зоны ты отвертишься, даю тебе честное слово. Совсем от суда не отвертеться – все же не ножик, а огнестрельное оружие… Но получишь условное, и поменьше пятерика. Я так прикидываю по своему опыту, года три. А это всяко лучше зоны – в особенности если будешь эти три года держаться тише воды ниже травы. В вуз, конечно, не пустят – да ты ж и не рвешься… Это у тебя первый такой залёт. Ничего за тобой нет, а что есть, то недоказуемо – хитрожопые вы все же, стервецы… Даже ни одного привода нет, на учете в детской комнате никогда не состоял. Биография чистая. Характеристику на работе тебе напишут хорошую, как думаешь?

– Напишут, – сказал Митя. – За три года ни прогулов, ни выговоров.

– Ну вот. Тоже в плюс. Получаешь хорошо, денежки на адвоката, помимо государственного, хватит. В общем, отмотаешься условным. И бросишь, я надеюсь, прежнюю дурь. Да, и продавца сдашь, само собой. Тоже в плюс пойдет. Вот такой расклад. Думай побыстрее, некогда рассиживаться, не у тещи на блинах. Они там могут и подумать, что я тебя долго уговариваю, ты упираешься, терпеж потеряют… Ты парень умный, решай быстренько.

Митя поднял голову и взглянул на участкового, сидевшего с хмурым, напряженным лицом.

– А точно условным обойдется?

– Слово офицера, – сказал Карпухин. – А я им не разбрасываюсь. Будь вместо тебя кто-то другой из вашей кодлы, я бы, честно признаюсь, не стал бы благотворительность разводить. А тебя вытащу. Не ради тебя, дурака, а ради того человека, которым ты можешь стать, если вовремя за ум возьмешься. Ну? Думай быстренько.

– Ну, если уж слово офицера… – сказал Митя. – Рискну поверить.

– Вот и порядок, – облегченно вздохнул Карпухин и неторопливо встал. – Пошли?