Темные отражения

– Так нечестно. У тебя преимущество, – возмутилась я и через секунду добавила: – Скажи, ты действительно считаешь меня другом или ждешь не дождешься, когда мне выбьют передние четыре зуба во время игры в регби?

Клэнси расхохотался и помотал головой. Больше всего ему нравились мои рассказы о том, как в детстве я прикидывалась мальчишкой. Ну и о том, как мы с отцом объедались фастфудом, когда мама ездила на учительские конференции. Все это настолько отличалось от его жизни, что я, наверное, должна была казаться ему инопланетянином.

– Ну конечно, я считаю тебя другом. Это правда, – сказал он тише обычного. Клэнси поднял на меня взгляд, и его темные глаза как-то по-особенному сверкнули. В голове образовалась легкость. – Думаю, даже больше, чем другом.

– Что ты имеешь в виду?

– Дело в том, что я ждал твоего появления. Кто еще мог меня понять? Быть оранжевым… это особенное состояние. Другим никогда не постичь нас и наших способностей.

«Не просто нас, – добавил внутренний голос, –

нас двоих».

Я сжала его ладони.

– Знаю.

Взгляд Клэнси стал рассеянным. Он обвел глазами комнату, посмотрел на компьютер, затем на экран телевизора. На лице его была написана глубокая тоска, даже боль, но через минуту она сменилась прежней уверенностью.

– Готова попробовать?

Я кивнула.

– Обещаю приложить все усилия. Только, пожалуйста, не поддавайся.

Клэнси расцепил наши пальцы и погладил мои голые руки. Я не стала его останавливать. В одном не могло быть никаких сомнений. Рядом с Клэнси мне нечего было бояться. Любая ошибка становилась пустяком, глупостью, не стоящей внимания. Рядом с Клэнси я чувствовала себя свободно. Потому что ему ничего не стоило вышвырнуть меня из своей головы.

Но Лиам… Лиам был хрупкой драгоценностью. Одно неосторожное движение – и баста. У нас не было ни единого шанса. Я не могла себе этого позволить.

Клэнси подался вперед. Я легла ему на грудь. От него пахло сосной, старыми книгами и сотнями возможностей, о которых я даже не подозревала. Тренировка началась.

Мне не удалось блокировать его с первой попытки. С пятой тоже. Спустя три дня Клэнси познакомился чуть ли не со всеми постыдными воспоминаниями, которые я только смогла выудить из памяти. Лишь после этого мне удалось выстроить сносную защиту.

– Бери шире, – говорил он. – Подумай о том, что ты бы не рассказала ни за какие коврижки. Эти воспоминания побуждают прикладывать больше усилий.

Вот только секретов у меня не осталось. Клянусь, парень оказался настоящим хирургом: настолько остро и аккуратно он действовал. Каждый раз, когда я пыталась выстроить невидимую стену, защита разлеталась на мелкие кусочки, словно вощеная бумага. Но Клэнси не унывал.

– Все получится, – не уставал повторять он. – Я в этом уверен. Ты можешь больше, чем себе позволяешь.

Но первых результатов удалось достичь лишь после того, как я поддалась на уговоры о пикантном случае.

– Это обязательно должно быть воспоминание? – спросила я.

Клэнси задумался.

– Что ж, давай попробуем зайти с другой стороны. Представь что-нибудь. – Возможно, это была игра воображения, но Клэнси как будто подался вперед. – Что-то, чего тебе хочется. Или… кого-то?

Вопрос был задан на редкость спокойным и безразличным тоном. Я сделала вид, что ничего не заметила.

– Хорошо. Я готова.

Клэнси все еще сомневался. Я нет. Эта фантазия преследовала меня уже не одну неделю и, честно говоря, мешала сосредоточиться на тренировках. Она возникла на третью ночь после того, как мы приехали в Ист-Ривер. Я проснулась посреди ночи и резко села в кровати. Рядом храпел Толстяк, Зу перевернулась с боку на бок. По коже пробежала дрожь. Я восстанавливала мечту во всех подробностях, как если бы это было реальное воспоминание.

Образ был настолько сокровенным, что рассказывать о нем я бы не стала никому. До тех пор, пока эта фантазия не всплыла из глубин моего сердца, я и подумать не могла, что могу мечтать о чем-то подобном.

Я представляла весну. Вишневые деревья в цвету и улицу в Салеме, на которой стоял дом родителей. Мы с Лиамом сидели на передних креслах Черной Бетти и слушали песню «Лед Зеппелин», которой, возможно, даже не существовало в реальности. Машина катилась вперед. На белой изгороди перед родительским домом была закреплена арка из белых шаров. А за ней виднелась распахнутая дверь. Лиам, одетый так же, как и в нашу первую встречу, взял меня за руку, и мы вошли в холл. Затем прошли через кухню в бледно-желтых тонах и распахнули дверь, ведущую на задний дворик. Где нас ждали все.

Все-все. Мои родители, бабушка, Зу, Толстяк, Сэм. Все они сидели на одеяле, которое родители расстелили на траве, и ели то, что отец приготовил на гриле. Мама бегала туда-сюда, привязывая новые шарики. Все руки у нее были в грязи – она только что засадила бледными цветами весь задний дворик. Газон преобразился. Мы здоровались со всеми, я обняла Сэм, показала Зу птичек на ветках и представила Толстяка маме.

А потом Лиам наклонился и поцеловал меня. И не было слов, чтобы описать этот поцелуй.