В Линкольнс-Инне я оставил Барака и Лемана в своей конторе, а сам пересек внутренний двор и поднялся в контору Марчмаунта. Несмотря на все отвращение, которое внушала мне перспектива столь щекотливого разговора, я должен был вновь задать ему несколько вопросов относительно леди Онор. Однако клерк Марчмаунта сообщил мне, что патрон его отправился в Гетфорд, где собирается выступить на заседании окружного суда, и в конторе появится только завтра. Я мысленно выругался. Три года назад, когда я по поручению лорда Кромвеля расследовал сложное и запутанное дело, все свидетели и подозреваемые, по крайней мере, находились в стенах монастыря и всегда были в моем распоряжении. Сказав клерку, что непременно зайду завтра, я вернулся в свою контору. Леман и Барак коротали время, наблюдая, как Скелли в поте лица трудится, снимая копии со всех документов по делу Билкнэпа. Леман, который сегодня казался куда более уверенным и развязным, спросил, где Билкнэп.
– В своей конторе. Так, по крайней мере, говорилось в записке, которую я получил. Сейчас я зайду к коллеге и уточню, видел ли он сегодня Билкнэпа.
Судя по угрюмой ухмылке, мелькнувшей на лице Лемана, он уже предвкушал сладостный миг мщения.
Я постучал в дверь Годфри. Друг мой стоял у окна. Когда он повернулся, я заметил, что взгляд его исполнен тревоги. Он поздоровался, растянув губы в бледном подобии улыбки. – Пришли повидать брата Билкнэпа, Мэтью? Я сам видел, как он заходил в свою контору.
– Превосходно. У вас неприятности, Годфри? Годфри повертел в руках край своей мантии.
– Сегодня утром я получил письмо от судебного секретаря. Судя по всему, герцогу Норфолкскому мало того, что с меня взыскали штраф. Он желает, чтобы я публично принес ему извинения в Городском совете.
– Что ж, Годфри, между нами говоря, вы столь откровенно пренебрегли всеми правилами учтивости и этикета, что…
– Вы прекрасно знаете, что этикет здесь ни при чем! – резко перебил Годфри, и в глазах его вспыхнули искорки негодования. – Какой бы предлог ни изобрел герцог, на самом деле он желает, чтобы я извинился за свои религиозные убеждения.
– Годфри, будьте благоразумны, – внушительно произнес я. – Ради Христа, извинитесь перед ним и забудьте об этом происшествии. Если вы будете упорствовать, на вашей карьере придется поставить крест.
– Полагаю, верность своим убеждениям стоит карьеры, – негромко произнес он. – Если я не уступлю требованиям герцога, дело может получить столь же широкую огласку, как и дело Ханни.
– Ханни до конца защищал свои убеждения, это верно. Но вы забыли, как он кончил? Погиб от рук убийц, нанятых папистами.
– Что ж, это достойный конец, – проронил Годфри, и на губах его мелькнула рассеянная улыбка. – К тому же для каждого из нас смерть неизбежна. И даже смерть на костре – это всего лишь полчаса муки, предшествующие вечному блаженству.
Я невольно вздрогнул. Вновь это странное, непонятное для меня желание обречь себя на добровольные муки, вновь неколебимая уверенность в том, что страдания служат лучшим доказательством правоты.
Я устремил на Годфри изучающий взгляд. Он невесело рассмеялся.
– Мэтью, вы просто поедаете меня глазами. Поддавшись внезапному побуждению, я спросил:
– Годфри, могу я задать вам один необычный вопрос?
– Разумеется.
– Предположим, Господь наградил вас невероятным могуществом. Предположим, вы можете обрушить громы и молнии на головы ваших врагов и одним мановением руки уничтожить целые армии.
– Вы обещали задать вопрос, Мэтью, а вместо этого рассказываете сказку, – усмехнулся Годфри. – Подобных чудес не случалось с тех пор, как Спаситель пребывал на земле в человеческом облике.
– И все же предположим, что вы наделены подобным могуществом.
– Я недостоин такого дара, – покачал головой Годфри.
– Но вы можете представить себе, что вы им обладаете, – настаивал я. – Однако затруднение состоит в том, что, уничтожая своих врагов, вы неизбежно погубите множество невинных людей. Скажите, воспользовались бы вы своей силой?
– Да, конечно, – уверенно ответил Годфри. – Обладай я такими способностями, я прежде всего помог бы королю Генриху разделаться с врагами как внутри страны, так и за рубежом. Разве в Ветхом Завете не говорится о том, что невинные часто умирают во имя дела Господня? Вспомните Содом и Гоморру.
– Эти города были сожжены дотла небесным огнем. – Я на мгновение закрыл глаза. – И вы не стали бы потом терзаться раскаянием?
Губы Годфри вновь тронула улыбка, а в глазах вспыхнул знакомый мне священный огонь.
– Нет, не стал бы, Мэтью, – без колебаний ответил он.
Мы с Леманом и Бараком поднялись по узкой лестнице и оказались у дверей конторы Билкнэпа. Убедившись, что висячий замок исчез, я настойчиво постучал в дверь. Билкнэп незамедлительно отворил. Из-за жары он скинул и мантию, и камзол и остался лишь в белой полотняной рубашке. Спутанные желтоватые волосы падали на воротник. Сейчас, лишенный всех признаков адвокатского звания, он чрезвычайно походил на мошенника, каковым и являлся в действительности.
– Брат Билкнэп, я давно уже пытаюсь застать вас, – сообщил я. – Где вы пропадали?