Темный принц

Рейвен решительно покачала головой, инстинктивно защищая Михаила. Среди стен гостиницы скрывались многие из его врагов. Она бы никогда не поставила его в опасное положение и не имеет значения, насколько трудные времена при этом ей пришлось бы пережить самой.

Эдгар Хаммер тихо вздохнул.

- Я не могу покинуть вас, Рейвен. Я дал слово Михаилу. Он столько всего сделал для моего прихода, для людей в деревне, а в ответ просит всего ничего. - Священник задумчиво потер свою челюсть. - Я должен остаться, дитя, на случай если вам станет хуже.

Рейвен с трудом сглотнула. Где-то в этом здании спит Маргарет Саммерс. Рейвен смогла бы защитить себя, даже испытывая такое сильное горе, но в тоже время она с легкостью могла прочитать испытываемое отцом Хаммером неподдельное беспокойство. И если она смогла сделать это, то также сможет и Маргарет. Приняв решение, Рейвен подхватила свою куртку, смахнула с лица слезы и направилась вниз по ступеням прежде, чем смогла передумать. Самым главным для нее сейчас было защитить Михаила. Эта потребность была такой естественной, была частью ее души.

Оказавшись на улице, Рейвен сразу же застегнула молнию на своей куртке до самого подбородка, так как сразу же по возвращении в комнату она переоделась в выцветшие джинсы и университетскую олимпийку. Туман был везде - плотный, поднимающийся над землей на фут или около того. Было очень холодно. Она взглянула на священника. Его английский был слегка необычным, но ум и честность сияли на его обветренных чертах и в потухшей синеве его глаз. От сидения на балконе он замерз, поскольку был слишком стар, чтобы его можно было выдернуть из теплого дома и попросить выполнить такое поручение в середине ночи.

Она отбросила назад выбившиеся пряди волос, одновременно заставляя себя спокойно идти через деревню. Все выглядело таким мирным, но она знала, что группа фанатиков убивает тех людей, которые, как они полагали, являются вампирами. У нее было тяжело на сердце, которое болело. Ее сознание нуждалось в успокаивающем мысленном прикосновении Михаила. Она взглянула на находившегося рядом с ней старого человека. Его походка была быстрой, его манеры были спокойными и успокаивающими. Это был человек, проживший долгие годы в мире с собой и окружающими.

- Вы уверены, что он жив? - Вопрос вырвался у нее прежде, чем она смогла остановить его, и как раз тогда, когда она так гордилась собой за то, что выглядит нормальной.

- Абсолютно, дитя. У меня создалось впечатление, что он будет отсутствовать сегодня целый день вплоть до сумерек и с ним невозможно будет связаться обычным способом. - Он усмехнулся ей заговорщической улыбкой. - Что касается меня, то я использую его пейджер. Устройства просто очаровывают меня. Когда я прихожу к нему в гости, то играю на его компьютере так часто, как только могу. Однажды я заблокировал его, и ему потребовалось немало время, чтобы понять, что я сделал. - Он был до смешного доволен этим. - Естественно, вы понимаете, я мог бы сказать ему, но это было бы не так забавно.

Рейвен рассмеялась, не смогла удержаться.

- Наконец-то, родственная душа. Я так рада, что еще кто-то, кроме меня, доставляет ему неприятности. Он нуждается в этом, вы знаете? Все эти люди раболепствуют перед ним, что очень плохо для него. - Ее руки так замерзли, что она засунула их в карманы.

- Делаю все, что в моих силах, - признался священник, - но нам не следует говорить ему об этом. Некоторые вещи лучше оставить между нами.

Она улыбнулась ему, немного расслабившись.

- Полностью согласна с вами. Как давно вы знаете Михаила? - Если она не может дотянуться до него, дотронуться до него, возможно, она сможет смягчить открытую свежую рану, разговаривая о нем.

Она обнаружила, что начинает злиться на Михаила. Он должен был подготовить ее к этому.

Священник взглянул в направлении леса, в направлении дома Михаила, а затем поднял глаза к небу. Он знал Михаила со времен своей молодости, когда был еще зеленым священником, направленным прямо из своего родного дома в крошечную деревушку в середине «нигде». Естественно, с тех пор он много переезжал с места на место, но теперь, выйдя на пенсию и работая неполный день, ему позволили отправиться туда, куда он хотел, в место, которое он успел полюбить.

Ее синие глаза пристально изучали его.

- Я не хочу ставить вас в такое положение, когда вам придется солгать, Отец. Я обнаружила, что и так достаточно делаю для Михаила и даже не знаю почему. Господь знает, он даже не просит меня об этом. - В ее голосе прозвучали печаль, сожаление, замешательство.

- Я бы не стал лгать, - сказал он.

- А упущение - это то же самое, что и ложь, отец? - Слезы, искрящиеся на ее длинных ресницах, сделали ее глаза блестящими. - Со мной что-то происходит, что-то, чего я не понимаю, и это пугает меня.

- Вы любите его?