Тень Далиды

И был еще один серьезный разговор о Машеньке, с моим отцом. Он сам решил со мной поговорить на эту щекотливую тему, пригласив к себе на работу. Папочка трудится в горисполкоме, каждый год меняя должности – то он инструктор, то инспектор, то председатель какой-нибудь комиссии. Хрен редьки не слаще, но ему нравится. Дело привычки, конечно, а что до меня, так от этих заседаний всего и проку, что геморрой. Женщины им тоже болеют, но в меньшей степени, потому что их в исполкомах и на руководящих должностях меньше, чем мужчин.

Отец решился на разговор спустя год с рождения Машки. Удивительно, но мать так ничего и не пыталась у меня выяснить. Ждала, когда я сама все расскажу, а мне нечего было ей рассказывать. Она при каждой нашей встрече сверлила меня взглядом, обхаживала меня, как умела, однако ничего так и не дождалась. Наши отношения с ней от этого, конечно же, не улучшались. Может, это она в своей гордости и решила натравить на меня отца.

– Кто он? – коротко спросил отец, когда мы уютно расположились в креслах его кабинета за чашками кофе.

– Кто? Кого ты имеешь в виду?

– Отец твоего ребенка.

– Ты его знаешь.

Отец оторвался от кофе и с интересом заглянул мне в глаза. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, правду я говорю или нет. Не знаю, к каким он пришел тогда выводам.

– Что ты хочешь этим сказать? Мать вся извелась, на Сашке твоем лица нет. Камень у него вместо лица. Может, лучше нам всем знать правду?

– Так вы ее знаете. Все знают правду, просто правда эта выглядит неправдоподобно. Машенька – наш с Сашей ребенок и больше ничей. И я не хочу больше говорить на эту тему, сколько можно.

– Мы говорим с тобой на эту тему первый раз.

– Зато с Сашей я ее обсуждаю ежедневно, в той или иной форме.

– Будь по-твоему, оставим вашу Машу в покое… Как у тебя дела с мужем, это ты мне можешь сказать?

– Нормально. Страсти понемногу утихают. Спим мы уже вместе, иногда. Тебя это интересует?

– И это тоже. Значит, разводиться вы не собираетесь?

– С какой стати? Все уже перегорело, нет смысла.

Все уже перегорело, сказала я тогда отцу, но на самом деле это было не так.

4.

Школа. Саша

Когда Дали еще не был Дали, он нарисовал идиотскую картину. Сегодня ее многие знают и большинство понимает, что это был старт его проекта эпатажа, а никак не живопись. Сальвадор изобразил узнаваемые кровать и стул, расположив их на привычных, в общем-то, местах, а ванну забросил на потолок. Вот эта ванна на потолке и должна была привлечь к нему внимание. Что бы о тебе ни говорили, лишь бы говорили – такова суть проекта.

«Я был молод, никем не признан и должен был как-то заявить о себе, – вспоминал он. – Я своего добился: меня заметили, хотя и писали обо мне весьма нелестные слова». Так поступают дети, причем не обязательно плохие. Это называется самоутверждение, пусть гипертрофированное, но это именно оно. Машенька пошла по пути Сальвадора, едва оказалась в школе.

Первый звонок с линейкой, за которой наблюдали мы с Лидой, прошел спокойно, то был период адаптации нашей дочурки в новых условиях существования. Как и первый день за партой. На второй Машенька осмотрелась и заметила на стенах кабинета симпатичные картинки с изображением животных. Она дождалась перемены, когда все вышли из классной комнаты, и спокойно содрала их со стены, сложив в свой портфель. Мишек, зайчиков, лисичек и ежиков Машенька притащила домой, а учительница так и не смогла выяснить, кто совершил в ее кабинете зверское кощунство.

Лида побеседовала с Машенькой на тему что такое хорошо и что такое плохо, но Машенька не принимала Маяковского с его сухой моралью. Ей нужны эти картинки, потому что они красивые. Какие могут быть вопросы? После долгих мытарств по лабиринтам убеждения, Лида с дочкой заключили между собой соглашение. Если Машеньке что-то нравится в школе, мы это купим ей в магазине. Учитывая, что ее интерес к безделушкам не носил определенного пристрастия, хаотично меняя объекты вожделения, это на какое-то время сработало, хотя и влетело мне в копеечку. Мы накупили множество бесполезных вещей, превратив комнату Машеньки в апартаменты Плюшкина. Единственным предметом, в котором я ей категорически отказал, был скелет птеродактиля, невесть зачем стоявший в кабинете первоклашек.

Вскоре в комнате дочурки стало не развернуться и ей это надоело. Вещи понемногу стали перекочевывать в дворовый мусорный ящик. Лида возомнила себя великим психологом, но тут Машенька выкинула новый фокус. Она наотрез отказывалась учить уроки. Нет, ходить в школу она будет, там весело, а вот уроки учить скучно. Зачем ей домашнее задание, когда дома и так есть чем заняться? У нас же телевизор.

Телевидение душило народ эротикой и политикой. Адская смесь глубокомысленных лиц и голых задниц. Люди жадно слушал Афанасьева, Гдляна, Чубайса, всматриваясь в свое светлое капиталистической будущее, в котором эти задницы станут доступны всем и каждому. К зиме я вообще запретил включать телевизор, опасаясь импотенции. Лида уговорила Машеньку поучиться еще немного.