Тень Фукусимы

– А вот дальше начинается самое интересное. Реактор не может работать непрерывно. Его необходимо останавливать время от времени, уж не спрашивайте, зачем, я сам не очень разбираюсь. Так вот, реактор останавливают, тока он больше не даёт, но охлаждать его всё равно ещё некоторое время нужно, иначе рванёт, гад такой. То есть в этом режиме оборудование пожирает электричество из сети, понимаете? Реактор из производителя электричества становится потребителем. И он при остановке потребляет примерно треть той энергии, которую выработал.

– Так много?

– Много, мало, тут не очень важно. Может, и напутал с цифрами, я же не специалист. Главное, что реактору нужна значительная энергия извне. А теперь смотрите, что получается. Вот реактор работает, и даёт энергию. А вот его останавливают. Но он ещё очень горячий, и турбина всё ещё крутится. То есть энергия в реакторе осталась, но её никто не берёт, она пропадает без толку. Если вы не знаете, Игорь Николаевич, тепло и вращение турбины – это тоже энергия, хотя и не электрическая.

– Да помню я это, я же инженер, какой-никакой.

– Вот и чудесно. Значит, дальнейшее вам будет легче понять, чем в своё время мне. Итак, имеем в останавливающемся реакторе массу энергии, которую никто не использует. И вот кто-то из физиков-атомщиков подумал: «А почему, собственно?». Что мешает использовать эту энергию, Игорь Николаевич?

– Не знаю. Я ведь тоже дилетант в энергетике.

– То, что мы с вами в этом дилетанты, совсем не беда. Беда в том, что эти чёртовые атомщики – тоже дилетанты в энергетике! Оно, конечно, заманчиво выглядит – столько энергии сэкономить. За такую разработку все они ордена бы получили, и прочие премии. Ну, и доложил их пахан, то есть академик, главным паханам, то есть в ЦК. Расписал всё, наверняка, так красиво, что у Горбачёва и компании слюнки потекли. И решили они опробовать эту идею. Угадайте, где?

– В Чернобыле, ясное дело, – вздохнул Игорь.

– Именно там. Результат вам известен.

– Там что-то пошло не так?

– Нет! Там всё пошло так, как и должно было пойти! Причём энергетики заранее предупреждали, что так и будет. Вот только в ЦК их не послушали.

– Почему?

– Игорь Николаевич, кто в вашем представлении умнее – физик-атомщик или электрик?

– Атомщик, конечно. Но…

– Никаких но! В ЦК сидели тоже дилетанты, кроме как воровать и строить коммунизм, они ничего не умели.

– Преувеличиваете, Леонид Сергеевич. Там были и умные люди.

– Может, и были. Но решения принимали не они. Представьте себя на их месте. Приходит к ним академик по атомной физике, и говорит: «Можно чуть ли не на треть увеличить выработку энергии атомными станциями!». А какой-то энергетик или электрик возражает, мол, нельзя, и точка! Может, он им и объяснить пытался, но кто его там способен был понять? Дармовая энергия – это они понимают, а отклонение частоты тока от номинала – нет. Я их не осуждаю, отнюдь. Мне и самому непонятно даже, что такое частота тока. А им – куда уж!

– Я могу вам объяснить, что такое эта частота. Я как раз специалист в электронике.

– Возможно, позже, Игорь Николаевич. Мне многие люди объясняли, но я так и не врубился. И вряд ли потому, что они плохо объясняли. Так что не будем терять времени. Итак, начинается эксперимент. Реактор останавливают, а насосы охлаждения пытаются запитать той самой дармовой энергией. Только эта энергия, как мне объяснили энергетики, плохая. Чем-то она отличается от нормальной. И насосы на ней работать не захотели.

– И тогда реактор рванул?

– Не сразу. Качество электроэнергии там контролируется автоматикой, и если что, срабатывает защита. Так вот, разные защиты якобы сработали пять раз, если верить рассказам тех, кто участвовал в этом эксперименте. Кстати, я так и не смог узнать, от чего они запитывали насосы – от самой турбины или от тепла реактора через ту же турбину. Главное, что частота тока упала ниже сорока девяти герц, что бы это ни значило, ток стал плохим, и насосы остановились. А дальше, вполне прогнозируемо – бабах!

– Это больше похоже на диверсию, чем на научный эксперимент, – заметил Игорь.

– Полностью с вами согласен. Я абсолютно серьёзно считаю, что это была диверсия. Вот только не знаю, чья. Из дальнейшей истории станет ясно, почему я так думаю. Ну что, я удовлетворил ваше любопытство?

– Более чем, Леонид Сергеевич. И я готов слушать продолжение.

– Ещё пива? Нет? Тогда слушайте. Начну, пожалуй, со своей биографии. Много времени это не займёт, а для понимания дальнейшего будет полезно. Так вот, родился я в милицейской семье, мама работала в паспортном столе, а папа – в ОБХСС. Знаете, что это такое?

– Конечно. Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. Кто ж в Союзе этого не знал?