Тень и Коготь

– Да. Сейчас ребенку было бы девять… Если он достаточно смышлен, то вполне мог бы написать подобную записку. Хочешь, скажу тебе, что в ней было?

– Нет!

– Как по-твоему, сколько лет Доркас? Восемнадцать? Девятнадцать?

– Севериан, что бы там ни было – выкинь эту записку из головы!

– Агия, шутки кончены. Ты – женщина. Сколько ей лет?

Агия поджала губы.

– Я бы сказала, что этой мелюзге лет шестнадцать-семнадцать. Она сама еще ребенок.

Наверное, все вы замечали: заговорив о ком-либо отсутствующем, нередко призываешь его, точно эйдолон. Ширмы раздвинулись, и Доркас предстала перед нами – уже не в привычном облике жалкого, измазанного илом существа, но – полногрудой, стройной, грациозной девушкой. Мне приходилось видеть кожу и побелее, но то была бледность болезненная, тогда как кожа Доркас сияла здоровьем. Волосы ее оказались золотисто-русыми, а глаза, разумеется, так и остались темно-голубыми, точно Мировая Река Уроборос из моего сна. Увидев обнаженную Агию, она хотела было вновь скрыться за ширмой, но тело толстухи-служанки загородило проход.

– Оденусь-ка я лучше, – сказала Агия, – пока твоя любимица не сомлела.

– Я не смотрю, – пробормотала Доркас.

– А мне плевать, смотришь ты или нет.

Однако же, одеваясь, Агия повернулась к нам спиной и, точно обращаясь к густой листве дерева, добавила:

– Теперь нам действительно пора, Севериан. Горнист вот-вот затрубит.

– И что это должно означать?

– Ты не знаешь? – Она повернулась к нам лицом. – Когда кажется, что машикули Стены касаются солнечного диска, на Кровавом Поле трубит горн – это первый сигнал. Некоторые считают его сигналом к началу поединков, но это не так. Сигнал предназначен стражам внутри города и означает, что настало время запирать ворота. А попутно он означает и начало поединка – если ты успел прийти вовремя. Когда солнце скрывается за горизонтом и наступает ночь, горнист на Стене трубит еще раз – та-та-а! С этого момента ворот не откроют ни для кого – даже для тех, кто имеет специальные пропуска. Также сигнал означает, что всякий, бросивший или принявший вызов, но не явившийся на Кровавое Поле, считается отказавшимся дать противнику сатисфакцию. После этого он может быть убит в любое время и в любом месте, и армигер либо экзультант, нанявший для этого убийц, не запятнает тем своей чести.

Служанка, все это время стоявшая у лестницы и кивавшая, отодвинулась, пропуская в «кабинет» харчевника.

– Сьер, – сказал он, – если у тебя и впрямь назначен поединок, я бы…

– Моя подруга только что сказала то же самое, – оборвал я его. – Нам нужно идти.

Тут Доркас спросила, нельзя ли и ей выпить вина. Я удивился, но согласно кивнул, и харчевник налил ей бокал, который она взяла обеими руками, совсем по-детски. Между тем я спросил хозяина, имеются ли у него письменные принадлежности для гостей.

– Хочешь составить завещание, сьер? Идем, у нас для этого есть особый будуар. И совершенно бесплатно. Если хочешь, сразу же отошлем с мальчишкой к душеприказчику.

Взяв «Терминус Эст», я последовал за ним, а Агию с Доркас оставил присматривать за аверном. «Будуар», которым хвастал харчевник, оказался крохотным помостом, едва вмещавшим табурет и стол с несколькими перьями, чернильницей и бумагой. Присев к столу, я написал на листе бумаги слова выброшенной Агией записки. Бумага, насколько можно было судить, оказалась точно такой же, и чернила были того же блекло-черного цвета. Посыпав написанное песком, сложив бумагу и спрятав ее в тот карман ташки, которым пользовался реже всего, я сказал харчевнику, что посыльного не требуется, и спросил, не знает ли он кого-либо по имени Трюдо.

– Трюдо, сьер?

Харчевник призадумался.

– Да. Имя достаточно распространенное…

– Конечно, сьер, я знаю это. Просто пытаюсь вспомнить, кто из знакомых мне и одновременно равных, понимаешь ли, сьер, твоему высокому положению мог бы его носить. Какой-нибудь армигер или же…

– Кто угодно, – сказал я. – Быть может, так зовут официанта, что обслуживал нас?

– Нет, сьер, его имя – Оуэн. Когда-то, сьер, у меня был сосед по имени Трюдо – но то было давно, еще до того, как я купил это заведение. Однако тебе, надо думать, нужен не он? Тогда есть у меня еще конюх – его зовут Трюдо.

– Я хотел бы поговорить с ним.

Харчевник кивнул, причем подбородок его совсем скрылся в складках жира на шее.

– Как пожелаешь, сьер. Хотя он вряд ли сможет много тебе сказать – он издалека, с юга.

Ступени лестницы заскрипели под тяжестью туши харчевника. Конечно же, он имел в виду всего лишь южные кварталы города, но никак не дикие, ледяные пустоши дальнего юга.

– С юга, да еще с того берега, – продолжал он, – так что особого толку ты от него не добьешься. Однако работает он на совесть, и…

– Сдается мне, я знаю, откуда он.

– Вот как? Интересно, сьер; очень интересно! Я слышал, некоторые могут это определять по одежде и по выговору, но не думал, что Трюдо попался тебе на глаза, так сказать…

Мы ступили на единственную, размером со столешницу, каменную плиту у подножия лестницы, и харчевник заорал:

– Трюдо! Трюдо-о, паралик тебе в поясницу!!!