Он поднялся, по-настоящему озабоченный предстоящими поисками больших для его нынешнего положения денег. При этом ему и в голову не пришло напомнить, чтобы о Римме в его отсутствие позаботились, спросить – каковы гарантии ее выздоровления, да и вообще. Но открытие, совершенное в этом доме, переполняло его, неземной силе этой маленькой девочки он безоговорочно верил, так что беспокойство вызывало только одно.
– Все-таки, фрау…
– Хагенфюрт.
Все эти манерности звучали смехотворно среди их беглой русской речи, даже, кажется, с одинаковым средневолжским говорком, но это опять подстегивало Мишу сделать людям добро.
– Я хочу вам сказать, фрау, что ваша дочь – единственная наследница большого состояния, которое осталось от Ивхава Мнвинду. Старшая дочь Мнвинду унаследовала его состояние, но… Поверьте, доказать права вашей чудесной дочки будет несложно… – он остановил жестом начавшую что-то говорить Саманту. – Не говорите мне ничего. Поверьте, мне – ничего не нужно. Но Татьяна… Она… С ней эти деньги пойдут на пользу. Извините.
Он увидел, что ее веки покраснели, и она отвернула от него лицо.
Миша пошел к входным воротам, сопровождаемый быстро появившимися возле его ног большими псами, косящими на него желтыми глазами.
Рядом с его машиной стоял белый семейный пикап, в котором за открытой дверью сидел длинноволосый мужчина с красивой черной бородой. Казалось, он даже не смотрел, как отъезжал от дома Пиднель.
***
Туман, упавший на Тюрингию в то утро, здорово удлинил путь Миши от Обершонау до Шлее. При всей четкости разметки и множестве указателей городки – а здесь они и городками не назывались, деревни – сбивали с толку похожестью, в тумане удвоенной. Так что Миша дважды проскакивал свои повороты.
Деньги найти оказалось куда легче, чем объяснить, например, родителям – что он увидел в доме Хагенфюрт, что он там узнал, что почувствовал.
А главное – что с Риммой и где она вообще.
– Ты оставил там больную?! – в ужасе воскликнула Мара. – Иосиф, отдай ему все, пусть только он освободит женщину из заложниц.
Все и не потребовалось – для теперешних доходов Иосифа Пиднеля пятьдесят тысяч долларов погоды не делали, так что он проворно собрался, и они отправились в банк. Единственное, что их задержало, – наличные. Миша не уговорился с Самантой, как будет платить, поэтому они с отцом решили, что он все обернет в наличные, включая остатки суммы по Эльвириному чеку.
– А у этих докторов нет клиники при доме, типа интерната? – спросил Иосиф сына, когда они в ожидании доставки в банк суммы уселись попить чай в кафе напротив банка.
– Нет, папа. Да если бы и была… – Миша сверкнул глазами на отца. – Ты думаешь, я мог бы ее оставить там? Мы уже говорили на эту тему.
– Ну, мы говорили о России, здесь – другое дело, здесь их содержат очень нежно, – вздохнул Иосиф, – и потом: ты знаешь свой гойрл, и я его помню: чем больше ты будешь стараться для нее – тем хуже ей будет становиться.
– Папа, она здорова! Я это сам видел! На этот раз все идет совсем по-другому! – с горячностью, выдававшей неуверенность, воскликнул Миша.
– Дай бог, – вздохнул Пиднель-старший, хотя вариант с содержанием тещи сына где-то неподалеку от себя казался ему привлекательным хотя бы потому, что тогда и Миша мог бы жить с ними.
Деньги Миша получил к вечеру, ехать решил с утра, чтобы положенное Римме могущественной девочкой «спать целый день» было исполнено. И вот он кружит по окрестностям Шлее битый час, но искомый дом 27 не находится. Все каменные заборы походили один на другой, все дома скрывались в зелени, их выставлявшиеся местами крыши тоже ни о чем ему не говорили. Да и дом на отшибе, к которому он подъехал поначалу, имел номер 32, а табличка на вроде бы знакомых металлических воротцах гласила:
«Анна Мария Холланд Моритц,
уроки фортепиано».
Когда Миша, отчаявшись, решил найти полицейский участок и, несмотря на риск провалить все дело, узнать точное место жительства семейства Хагенфюрт, из тумана вынырнула навстречу его машине Римма Владимировна. От неожиданности Миша затормозил так резко, что ударился лбом о стекло. «Вот оно почему лобовое», – подумал Миша. Он выскочил из машины, потирая ушибленное место, и сразу услышал:
– Да не три глаза, Миша, я это я, твоя теща, хотя и туман.
Она проворно обошла автомобиль и села на место рядом с водителем, постучав ладонью по сиденью: «Поехали, Миша».
– Они милые люди, эта женщина, я давно ее знаю, а с мужем познакомились сегодня.
Трогаясь с места, и дальше в дороге, Пиднель безотрывно смотрел на Косулю, забыв про трудную дорогу, туман.