Тень ивы

Когда он садился в машину, со стороны дома, утирая лицо полотенцем, появился тщедушный седой человек, одетый в тренировочный костюм, прошел мимо него к старенькому голубому «фольксвагену» и открыл крышку багажника.

Гарпунов прикрыл дверь машины и подошел к человеку, к тому времени разжегшему в багажнике спиртовку и греющему на ней кофейник.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – пожилой не выказывал беспокойства.

– Я знаю, что дом этот опечатан, а вы как-то расхаживаете.

– Я в дом не заходил, – заметил мужчина, доставая из тряпичного мешка хлеб и сыр, – там, сзади, есть кран для поливок и на пожарный случай, я там воду беру. А также туалет для приходящих рабочих.

– А вообще вы что здесь делаете?

– Живу здесь. А вы, наверное, из полиции?

– В точку!

– Ну-ну.

– Нет, мне интересно, где живете?

– В машине, у ворот господина архитектора.

– Ничего не понимаю.

– А ваши одно время интересовались. Полиция. Приезжали, пытались выкурить. Господину Жнецу не нравилось видеть меня каждый день. А ничего не сдела-а-аешь, приходится. Все по закону. Стоянка разрешена. Хотели знак поставить. А я в переулке ставить буду. Да и им самим невыгодно: тут, бывает, мно-о-ого важных машин останавливается. К нему же приезжают.

– А почему бы вам дома не жить, к примеру?

– Нет у меня его. Милостью господина архитектора. Жнеца.

– Что ж, он вас, как лиса зайца, выгнал?

– Нет, все сейчас сложнее и проще. – Мужчина со сноровкой сварил кофе, намазал хлеб маслом слоем, подразумевающим большое здоровье, откусил край булки. – Он председатель экспертного совета по историко-архитектурному наследию в нашей мэрии. Знаете, что это такое?

– Нет, понятия не имею.

– Вот они выносят заключение: дом, подлежащий сносу, имеет какую-нибудь историческую ценность или какую-нибудь другую – или нет. Я жил в доме на улице Караваевской, туда, ближе к лугам. И там начали строить поселок особняков вроде этого. Как будто каким-то калечным военнослужащим, не знаю. Мой дом – под снос, там еще, конечно, подпало восемь других. Ну, частный сектор.

– Так что, квартиры не дали или там в очередь не поставили?

– А на кой мне квартира? Мне ее не надо. В этом доме, я точно знаю, жил еще мой прадед, была у него первая конфекционная лавка в городе. И он в этом доме рожден был, его матушка, то есть моя прапрабабка, тоже, написано, там родилась. Знаете, что такое конфекция?

– Кондитерское что-то, наверное.

– Конфекция – это кружева, манжеты, платья, юбки. Кондитерское! Пожалуй!

– И теперь вы претендуете на дом господина Жнеца?

– Плевать я хотел на его дом. Мне мой нужен был, который единственный.

– Так снесли его?

– Снесли.

Губы старика-спортсмена задрожали.

– Так ведь ничего уже не сделаешь, отец.

– Вот я ему это и напоминаю: ничего не сделаешь, все непоправимо.

Он отряхнул крошки с руки, захлопнул багажник и сел в машину на водительское сиденье. Игорь понял, что разговор закончен, и тоже пошел к своей машине. И тут, уже почти устроившись на сиденье, он все-таки поднялся и вернулся к голубому «гольфу».

Не глядя на него, хозяин машины опустил стекло.

– Извините, вас как величают.

– Семиверстов, Кузьма Егорыч.

– Кузьма Егорыч, а здесь вы машину «пежо» розовую не видели? С откидным верхом такая. У дома господина архитектора?

– Видел.

– А когда, можете вспомнить?

– Разве же вспомнишь?

– Ну хотя бы приблизительно.

Семиверстов задумался.

– Видите, первый раз мне самому негде было встать – много машин тут стояло, и на обочине, и на парковке. Что-то праздновали. Ну да, День Победы. А потом я не знаю.

– То есть не один раз?

– Ха, да каждый день. Я тут больше года кукую. Так раньше каждый вечер она здесь была.

– Она? Женщина приезжала?

– Да. Иногда они вместе. Иногда он на своей – у него неприметная машинка, «королка», а у дамы его – яркая. Запомнишь.

– А вот как вы решили, что она его дамой была, эта женщина?

– Я не знаю. Это сразу видно. Я не претендую, конечно. Да мне и неинтересно. Но тут приглядываешься ко всему. Тоскливо сидеть!

– А если я вам ее фотографию привезу, вы сможете ее узнать?

– Попробую.

– Ну, тогда до завтра. Буквально до завтра.

– Погодите. Теперь я спрошу. А что за интерес к Жнецу? Сосед его справа – я слышал, сказал кому-то, что Жнеца посадили.

– Он просто задержан до выяснения некоторых вещей. Пока рано радоваться.

– А я и не радуюсь, – Кузьма Егорыч высунул голову за стекло, – его посадили, а я что? Мое горе ему – до кучи – будет прощено? А почему? То, что он мне причинил, гораздо хуже любых взяток. Ведь за взятки его посадили?

– Я же сказал – до выяснения обстоятельств.

– Вот выясняйте их так, чтобы он на свободу вышел. Он здесь должен быть, здесь гореть на медленном огне. Как я горю.

И уже совсем шепотом добавил:

– Помогите, если сможете.

– Хорошо, Кузьма Егорович.

Игорь дошел до своей машины, стараясь не оглядываться на старика.

Объявления и справки

Вниманию владельцев подвалов!