Тень ивы

Вспоминая позже это время как самый счастливое в своей жизни, Роксана, «Рокси», как звал ее Михаил, ужасалась, что беременность ничему не мешала в ее жизни. Они играли в бадминтон, которому потихоньку обучал ее Михаил, она носила втайне от него ведра с водой с уличной колонки на второй этаж, ставила ведерный кипятильный бак на плиту и обратно. И еще – беременность будто бы придавала дополнительную остроту ощущениям, когда они занимались любовью.

И забылось бы это предназначение ангела несчастья, которое он нажил в колонии, если б не проклятый инстинкт благородного рыцаря. Михаил работал на заводе в тарном цехе, где собирали ящики для стеклянных бутылей, в которые разливался технический ацетон. На основное производство, где высились башни кумольной дифракции ацетона и фенола, их, плотников, привлекали изредка, для какой-нибудь погрузки-переноски. Например, массивных алюминиевых емкостей для химикатов. И хотя людям без допуска вход в цех был категорически запрещен, когда потребность в грузчиках возникала, приглашали именно плотницкий участок – он был расположен ближе всего, через асфальтированную дорогу.

И завод был старым, и оборудование старым, и технология отслеживалась испытанным способом: операторы круглосуточно следили за показателями давления, температуры в запаянных башнях. И хотя запах ацетона преследовал Михаила всюду, в кумольном цехе он ощущал его особенно остро. А однажды просто почувствовал его до боли: запах резал ноздри, будто бритва, уже на подступах к цеху, на улице.

Он вошел в пропускную будку на входе в цех и сказал вахтеру:

– У вас все нормально?

– А у тебя?

– Да запах чего-то сильный, аж на улице.

– Производство тут у нас, слышал? – заметил охранник, мужчина с усами подковой, отвернулся от Михаила и стал улаживать что-то на своем синем форменном мундире.

– Может, я пройду в цех,с технологами поговорю.

– Пропуск.

– Ты же меня знаешь.

– Поэтому и не пущу.

Надо было развернуться и уйти, но запах растравлял внутреннее беспокойство. Михаил решил идти в управление и найти там ответственного за технику безопасности. Уже выходя из будки вахтера, он увидел, что усатый кому-то звонит. А на расстоянии в полсотни шагов он увидел, что навстречу ему едет уазик-«буханка» с надписью на борту «Техконтроль». Машина остановилась у проходной будки, из нее вышли четверо: трое мужчин с деревянными сундучками в руках и женщина налегке.

Они прошли в цех, возможно, призванные для замеров усатым вахтером.

Михаил решил все-таки добраться до техники безопасности в конторе и прибавил шагу.

Через пять минут он уже рассказал о своих тревогах начальнику отдела, полному рыхлому человеку, который понимающе кивнул.

– Да, молодой человек, есть такое дело. У нас скачок электричества был, отсюда давление в прессах герметизации упало. Но сейчас на подстанцию электриков направили, они включат резерв. Так что все под контролем. Идите работайте.

Михаил знал, что на сегодняшнюю смену у них была изработана тарная доска, и не спеша отправился в свой цех. Это его спасло.

Он не успел дойти от конторы до главной аллеи завода, от которой отходили въезды в цеха, когда раздался взрыв. Сила его была такова, что в первый миг он и не понял, что это взрыв. Качнулся воздух, и в тот же момент дорогу под ногами наклонило так, что Пиднель покатился кубарем. Над головой промчался, осыпаясь песком и камнями, кусок кирпичной кладки. Пластина шифера, пролетая, полоснула острым краем по ногам и накрыла голову. Потом проступили звуки: звон стекол, треск разрывов и гул пламени, ровный и сильный, как выброс реактивного самолета на взлете. А чуть позже – вой пожарных сирен и человеческие голоса.

***

– Ну что, и в этом взрыве ты виноват? – спросила с радостной улыбкой Роксана, когда увидела: Михаил не разделяет ее радости по поводу того, что остался жив. Более того – ничего, кроме ранки на ноге, на голени.

– Я тебе говорил: в цехе дежурит один технолог, плюс охранник. Если бы взорвалось без моей дурацкой тревоги – погибли бы двое. А так погибло девять человек. Девять человек. Четверо – технадзор, трое электриков. И технолог с охранником.

Роксане нечего было ответить на это. Она решила, что все забудется, но мало что к тому располагало. Каждый день Михаил ходил на работу, где настоящей работы не было, зато начала работать целая госкомиссия по расследованию причин аварии, так что допрашивали всех подряд. Кроме Михаила.

– Мне объявили благодарность за сигнал, – сообщил Михаил как-то со зловещей улыбкой, – за бздительность.

– Ну и что? – воскликнула Роксана, которой надоело Мишино молчание, отсутствующий вид и тяжелые вздохи ночью в супружеской постели.

– Ничего. Обещают вот-вот на волю. Заслужил.

– Заслужил. Ты вспомни – за что тебя посадили!

– За что они меня посадили, за то другие заплатили. Другие. Ясно?

Как случалось с другими, увы, случилось и с Роксаной: он стремился к лучшему для них, а все их счастье только расстраивалось. Он хотел предупредить, что и для нее есть опасность в жизни с ним. А она убедилась в другом: он просто слабак.