Тень ивы

Да все складывается просто прекрасно: свобода рядом, он остался цел и невредим в таких ужасах! Его родители ждут их в Европе, они выбрались, наконец, в свободный мир и, кажется, устроились там.

А главное – они ждут ребенка! И что, как не это, должно в первую очередь радовать его или заботить? До сих пор она ощущала, как он сильно и страстно ведет ее в танце, начавшемся на школьном концерте. А теперь, когда ей и самой трудно двигаться, она должна не просто вести его в этом танце, а еще и поддерживать.

Да и оставался ли танец? Музыки она, по крайней мере, не слышала.

В конце мая, под неумолчные трели соловьев в парке при роддоме, Роксану положили рожать, Михаил провожал ее до приемного покоя. Вернулся в общежитие, попытался смотреть телевизор, но когда понял, что смысл видимого и слышимого не доходит до него, он снова пришел к роддому. Он постоял под окнами с приклеенными с внутренней стороны крупными цифрами номеров палат. Они знали, что будет мальчик, все к этому было готово, включая имя – Сеня, Семен. И Михаил говорил негромко:

– Ну, Сеня, давай по-спортивному, вылезай.

Пошел дождь, Михаил промок и зашел в комнату, где посетители встречались с молодыми мамами. Сначала там сидело двое парней, вчитывавшихся в объявление: «Алкоголь не принимается» и подпись ниже: «натощак». Потом, видимо, закончился ужин или какое-то другое действо по распорядку, и женщины начали появляться. Пиднель следил в открытую дверь – не утих ли дождь, слушал вполуха милование молодых родителей. А потом женщина сказала:

– Знаешь, сегодня девчонка поступила, то ли кореянка, то ли кто. И сразу в родовое повели. Так вот, мертвого мальчика родила. Представляешь?

Михаил обернулся к говорившей. Она замолчала и посмотрела на него.

– Мертвого?

– У него был врожденный порок. Волчья пасть. И он водой захлебнулся, когда выходил. Так говорят.

Михаил встал и вышел под дождь. Он не знал, что он сможет сказать Роксане, как ее утешить. Он не знал, как жить дальше. Но он хотел видеть ее сейчас, немедленно. Он вошел в приемный покой и ударил в дверь дежурной сестры кулаком. Часы приема кончились. Он постучал еще и еще, крикнул: «Откройте!» Михаил бил в дверь, пока фанерный лист не отвалился, и он шагнул в проем. Навстречу ему кинулась дородная дама в белом халате, он оттолкнул ее и пошел к лестнице на второй этаж. Там тоже было закрыто. Он разбил стеклянную дверь. Он кричал:

– Волчья пасть! Волчья пасть!

Вскоре появились милиционеры, его увезли в сизо и через месяц вернули на зону. Больше Роксана к нему на свидание не приезжала.

Роксана Мнвинду.

Вещий баян.

Сверхспособности Ивана Мнвинду не могли не отразиться на задатках его дочери. Правда, из сферы ментальной они перенеслись в область, от ментов далекую.

В школе Роксана долгое время вообще едва переползала из класса в класс, потому что не отвечала ни на один вопрос ни по одному поводу, заданный ей в классе. При этом письменные работы показывали, что она хорошо или вполне сносно ориентируется в предмете. Пришлось маме, Римме Владимировне, договариваться с учителями о том, чтобы ее девочку расспрашивали отдельно, после уроков, с глазу на глаз. Выяснилось, что Роксана чаще знает больше программы, или, если быть точнее, чувствует больше программы. Про закон Фарадея она, в частности, сообщала, что за буквенными сообщениями стоят имена его возлюбленных, каждая из которых сыграла свою роль в том, что Фарадей пришел к открытию. Решения сложных уравнений сопровождались привязкой чисел и знаков к конкретным предметам: квадратный корень 16 тысяч листьев баобаба…

Что уж говорить про историю или русский язык? Они излагались с роскошными подробностями, которые летописи и правила не знали в силу, видимо, ограниченности бумаги и других носителей информации.

Римма Владимировна, окруженная экзотикой так плотно, что ей становилось по временам тревожно, как конкистадору на острове Куба, изо всех сил старалась составить быт по принципу «как у людей», поэтому в третьем классе она отдала Роксану в музыкальную школу на баян.

Отец не возражал: он считал, что не лишнее в жизни только то, что человек может носить с собой. Баян или скрипку носить можно, рояль или контрабас – нет, поэтому баян его дочери подходит.

Тоненькую смуглую Оксану (Римма сократила имя до более привычного звучания, прочь, Дефо!)⁷, предпочитавшую ставить правую ногу на скамеечку и на нее водружать тяжелый баян, часто выставляли на отчетных концертах для сольного номера. Обряженная в костюм с русскими мотивами, она выглядела, с одной стороны, нелепо, с другой – эротично. С первой стороны – для преподавателей-женщин и подруг, с другой – для мужчин всех возрастов.