Тень ивы

Фрезер, заваливаясь на бок, попытался устоять, чуть ослабил челюсти, и этого было достаточно, чтобы Алькатрас мигом ухватил его за горло и уже не отпускал. Кровь брызнула с пеной, как будто пена ее и толкала, залила глаза и морду Алькатраса. Фрезер рычал с булькающим звуком, уже не пастью, а распоротой глоткой.

Зрители кричали, пахло кровью, псиной, табачный дым стлался над ареной и рядами. Жнец хотел посмотреть на Ганса и его красавиц, но не мог отвести глаз от ужасной картины с собаками. И когда Алькатрас попробовал перехватить жертву еще раз, Фрезер, потерявший крови столько, сколько не должно было вместить его поджарое тело, вдруг извернулся и направил свою пасть на горло противника, но промахнулся и ухватил нырнувшего Алькатраса за ухо и верхний участок шеи. И понимая, что промахнулся, тем же булькающим звуком отчаянно взвыл – от отчаяния, что другого момента не будет. А потом, уже с телом Фрезера на своем загривке, дряблым, неживым, Алькатрас потянулся к тому месту за решеткой, где стояли его провожатые, пометался вдоль, будто и не замечая, что возит на себе бездыханное тело соперника, который так и не разжал челюсти.

Жнеца колотил озноб, увиденное было ужасным, но величественным. Нечеловеческим, но подлинным.

Он увидел Ганса: он стоял, скрестив руки на груди, не обращая внимания на то, что его радостно тормошат сопровождающие его дамы и господа.

Алькатрас был освобожден поводырями от тела Фрезера, Фрезера уволокли за лапы мимо победителя, уже приветливо виляющего хвостом корейцу, пытающемуся унять кровь на шее пса на арене. Кровь засыпали опилками. Народ стал стекаться к воротам, где под яркой лампой работала касса.

В движении людей Жнец потерял из виду Ганса, а потом увидел его, выходящего через боковую калитку, в стороне от основных ворот. Его заметил не только Жнец.

– Малаец! – крикнул кто-то рядом с ним истерично и звонко. – Ты решил свалить? Ни хера!

– А где он? – спросил обеспокоенно еще кто-то в другой стороне. Толпа шевельнулась, и несколько человек бросились в открытую калитку за Гансом.

И Жнец побежал за этими людьми, разметавшими по пути очередь к кассиру, выдающему деньги по ставкам. На улице, освещенной редкими фонарями, было видно, что Малаец бежит в прогал между домами, чтобы уйти в поле, в ночную черноту. Но его быстро настигал огромный рыжий парень, следом за которым мчались тоже молодые и тоже крупные ребята. В какой-то момент рыжий ударил Ганса по ногам, сам не удержался и повалился на него. Остальные преследователи тоже орудовали ногами: били мыском, метя в голову, гасили стопой сверху.

– Тебе же русским языком говорили: не колдуй, сука желтая! – кричал рыжий, поднимаясь с земли и тоже пытаясь достать ногой свернувшегося клубком Малайца.

– Пусть вообще на бои не ходит, гад! – поддержал кто-то из подходящих к месту расправы.

Жнец метнулся к стоянке, быстро завел машину и, сигналя, с включенными фарами на полном ходу направил ее на избивающих Ганса.

Люди отпрянули от лежащего в стороны. Жнец резко затормозил и, выскочив из машины, поднял с земли Ганса, втолкнул на сиденье, сел сам и рванул с места. Вслед машине полетели камни и комья земли.

***

Через четверть часа Иван и Костя вошли в дверь припаркованного вплотную к дому трейлера, потом вышли из него в другую дверь, но оказались уже в просторном помещении, свет в которое попадал с улицы через большие окна с цветными непрозрачными стеклами – одно с зеленоватым оттенком, два других – желтые. Малаец, выглядевший совершенно спокойным, указал Косте на кресло, а сам сел на стул напротив.

– Так что тебе от меня надо? – спросил Малаец Костю, нимало не заботясь о подтекающей ране над ухом.

– Познакомиться. Роксана мне говорила о вас. Она мне… очень дорога. Мне все интересно про Роксану. А вы – ее отец. И сейчас вижу, что она на вас похожа.

Хоть и в потемках, но кое-что можно было разглядеть: в комнате, даже скорее зале, не было никаких перегородок и мебели, кроме вот этих кресла и стула, круглого возвышения у стены, судя по свисающему покрывалу – кровати, и маленького стола у центрального окна. Не было видно плиты, умывальника, зеркала, унитаза. Последнее очень скоро нашло свое объяснение: папа Роксаны помочился в большую ванну в центре комнаты. Она была заполнена землей, в ней росло высокое – под потолок – дерево с жесткими листьями и красными плодами. Часть мочи он задержал в руке и прислонил к ране на голове.

– Вот теперь вижу: не врешь. Она похожа. Очень. В том-то и дело. Но ведь тебе нужно не то, чем она на меня похожа.

– А что?

– Деньги. Ты как-то узнал, что я – один из самых богатых людей в мире, так?

– Не так. Вас, напомню, только что за гроши чуть не убили.

Ганс снова расхохотался, как тогда, в лодке. Вытер рукой кровь, посмотрел на пальцы, промокнул их, сорвав лист с дерева.

– А чего из богатства у меня нет? Стол. Вот. Стул. Кровать. Еще могу спать на полу. Вот вода, я могу согреть воду на солнце. Чего не хватает?

– Например, умывальника.

– Как тебя зовут?

– Костя.