Тень креста

До двери церкви оставалось всего несколько шагов, когда епископ Николас остановился, как вкопанный, и указал на церковное крыльцо… Там лежал небольшой свёрток, напоминающий кролика, завёрнутого в плащ сердобольного хозяина зябким осенним утром. Странный же свёрток вдруг зашевелился и разразился недовольным детским плачем. Ребёнок кричал, призывая к себе внимание и сострадание окружающих.

Глава 4

4. Пятый малыш и его отец. — Пятый! — с возмущением, обращённым непонятно к кому, произнёс епископ Николас. А затем наклонился и взял ребёнка на руки. Плащ, в который младенец был закутан руками любящей матери, был мокрым и холодным. Но поднятый с церковных ступеней ребёнок усердно взывал к окружающему миру, своим призывным плачем будоража округу. Личико его было бледным, потным и напряжённым, но синева холода ещё не обрела над ним полную власть. А голубые глазки малыша с надеждой нацелились прямо в жёсткое лицо священника. Ребёнок живо двигал ножками и не подавал признаков болезненной сонливости.

— Послушник Огге! Отворяй живее дверь! Младенец требует помощи и нашего участия в своей судьбе. Не на улице же ему лежать, бедолаге, — командным голосом произнёс епископ Нидаросский и через мгновение устремился в открывшийся проём, бросив в сторону Огге последние наставления. — Теперь, не медли — зови городскую стражу, пусть она проверит лес вокруг богомерзкого древа язычников. Что-то подсказывает мне, что очередная находка в виде изуродованного женского тела не замедлит быть. И вот ещё… Зайди потом в ближайший дом и захвати тёплое молоко с мёдом, чистую тряпицу и сухой мох. Торопись, Огге Сванссон!

И послушник тут же пустился исполнять поручения епископа Нидаросского. Уже из тьмы церковного помещения священнослужитель кинул последний взгляд в сторону удаляющегося молодого послушника. Умудрённого жизнью и людьми епископа давно уже настораживал внешний вид и повадки Огге Сванссона. «Почему он носит такую свободную рясу, ведь молодому человеку меньше всего хотелось бы выглядеть мешком с сеном в глазах окружающих?.. Что он старается скрыть под ней — телесное уродство или богатырскую стать? Где это деревенский парень научился так бесшумно передвигаться? И руки… Они похожи на руки воина, а не землепашца… Но, может я, хвала Господу, ошибаюсь. Ведь он набожен, исполнителен и старателен в изучении латыни и церковного письма, а та жизнь, которая сделала его таким необычным, возможно, уже далеко позади, и Огге теперь искренне стремится к Богу, стараясь замолить прежние грехи…», — в очередной раз пришло в голову недоверчивого священника. Но он оборвал эти мысли и вернулся к порогу церкви, чтобы проводить в её помещение слепого ирландца, а затем, оставив того у алтаря, поспешил в маленькую комнату за его пределами и, запалив свечи, углубился в осмотр, согревание и утешение младенца.

Мальчик же, согретый тёплым, подбитым мягким мехом, красным епископским плащом, покряхтев, заснул. От тепла и покоя лицо его порозовело, а дыхание стало спокойным и ровным…

В небольшой, но вместительной церкви — Нидаросском храме Христа Спасителя было сумрачно и прохладно, хотя яркое утреннее солнце и пыталось проникнуть внутрь через деревянные решётки в высоких стрельчатых окнах. Ставни в это время года ещё не закрывали, но света всё равно было недостаточно.

Немногочисленные прихожане уже собирались к утренней службе, и они, переговариваясь шёпотом и исполненные благоговейного трепета, заходили внутрь. В сумраке церковного покоя можно было различить несколько групп мужчин простого и зажиточного вида, женщин, одетых в добротные, а в большинстве, скромные платья из простой темной ткани, головы которых были покрыты светлыми платками: всего собралось около дюжины приверженцев новой веры, постоянно посещавших церковные службы, исповедовавшихся и причащавшихся регулярно. Серебряные кресты теперь совершенно открыто, поблёскивали на груди собравшихся.

Здесь, в доме Христа, прихожане искали и находили стороннее понимание, не чувствовали себя одинокими, окружёнными закоснелыми и враждебными язычниками, как это могло быть на любой улице их нового города.

И вот появился Огге Сванссон, исполнив все поручения епископа: в одной руке он держал маленькую крынку с молоком, в другой — приличный кусок чистой белой материи, в которую был завёрнут сухой мох, а из-за верёвочного пояса виднелся детский поильник. Услышав шаги послушника, Археподий Ирландец произнёс спокойным голосом:

— Поспеши в задний покой, послушник Огге! Епископ ждёт тебя с нетерпением. Возвращайся и зажги свечи, мне свет не нужен, но прихожанам нашим необходимо видеть алтарь, без образа его молитва не так скоро дойдёт до Господа. Я же начну службу.

Помощник кивнул и исчез в помещении за алтарём. А Ирландец, откашлявшись, приступил к проповеди: