Тень Торквемады

– Все те, кто по милости Всевышнего оказался спасенным (а осталось нас в живых всего пятьдесят три человека; из них – двадцать два португальца, остальные – рабы и матросы), укрылись нагие и израненные в прибрежной топи, где и оставались до рассвета. А когда наступило утро, мы выбрались на берег, который был весь усеян трупами. Зрелище это столь ошеломило и ужаснуло нас, что не было никого, кто не бросился бы на землю, горько оплакивая погибших, и не бил бы себя с отчаяния по лицу. Пришлось мне пустить в ход все свое красноречие, чтобы приободрить людей и убедить в том, что если при этом крушении мы потеряли пятьсот тысяч крузадо, то в недалеком будущем приобретем их вдвое больше. Речь мою выслушали с плачем и отчаянием, но затем все-таки занялись делом. Два с половиной дня ушло на то, чтобы похоронить трупы, лежавшие на берегу. За это время нам удалось спасти кое-какие поврежденные водой припасы. Хоть их и было порядочно, но воспользоваться ими мы могли лишь первые пять дней из пятнадцати, в течение которых мы оставались на острове, ибо они пропитались морской водой, стали быстро портиться, и их уже нельзя было употреблять в пищу. На пятнадцатый день, ранним утром, мы заметили, что к острову приближается какое-то судно. Мы не знали, зайдет оно в гавань или нет, но решили спуститься к тому берегу, где потерпели крушение. Примерно через полчаса мы увидели, что судно это небольшое, а потому вынуждены были снова скрыться в лесу, чтобы нас не испугались. Оно зашло в гавань, и мы увидели, что это небольшая джонка. Экипаж – это были китайцы – пришвартовал ее к высокому берегу реки, впадавшей в бухту, чтобы воспользоваться сходнями. Когда все люди сошли на берег, а было их человек тридцать, они немедленно начали набирать дров и воды, стирать платье, готовить пищу или просто бродить по острову. Мы подобрались поближе к джонке, я дал знак, и все бросился бежать к судну. Мы завладели им мгновенно, так как никто не оказывал нам сопротивления, отдали швартовы и отошли от берега на расстояние выстрела из арбалета. Китайцы, никак этого не ожидавшие, едва услышав шум, бросились на берег. Но когда увидели, что их джонка захвачена, застыли на месте, не зная, что предпринять. А когда мы дали по ним выстрел из небольшого чугунного орудия, которым было вооружено их судно, они скрылись за деревьями, где начали оплакивать свою горькую долю, – точно так же, как мы до этого оплакивали нашу…

Досказать свою историю Антонио де Фариа не успел. Дверь каюты отворилась, и на пороге встал Альфонсо Диас.

– Прошу прощения, сеньоры, но вас, – он указал на Фернана Пинто, – просят сойти на берег.

– Кто? – спросил Пинто.

Капитан «Ла Маделены» состроил гримасу, молча ткнул пальцем в потолок каюты, и сразу все стало ясно. «Опять инквизиторы?!» – с недоумением подумал фидалго. Они вроде все обговорили, и Фернан Пинто надеялся уже не встречаться с представителями Общества до самого возвращения из путешествия… если он, конечно, вернется. Воспоминание о встрече с доном Фернандо Вальдесом вызывало в его душе неудержимую дрожь, а ладони сразу становились потными.

На пристани его ждал не возок инквизиции, а добрый конь андалузской породы. На таком не грех было проехаться даже самому королю. Там же находились и сопровождающие – четверо молчаливых идальго, в которых искушенный авантюрист сразу признал «мирских братьев». Значит, ему предстоит аудиенция у кого-то из высокопоставленных иезуитов. Кто бы это мог быть?

После часа быстрой езды они оказались далеко за городом, в премилом поместье. Оно содержалось в идеальном порядке: аккуратная, нигде не порушенная ограда из розового камня, увитая плющом, чисто выметенные аллеи небольшого сада, ровно подстриженные кустарники и двухэтажная вилла в мавританском стиле с внутренним двориком, в котором находился небольшой водоем с фонтаном и рыбками.

Фернана Пинто провели в дворик и оставили на скамейке дожидаться. Цветы, которые росли вокруг водоема, источали медовый запах, и это так подействовало на фидалго, изрядно уставшего от сильного нервного напряжения, что он едва не задремал, убаюканный прекрасным ароматом и неумолчным журчанием водяных струек. Поэтому Пинто и не услышал шагов, и только когда над его головой раздался чей-то незнакомый голос, он испуганно вскочил, чтобы тут же склониться в низком поклоне. Перед ним стоял сам глава Общества Иисуса, «черный папа», как его называли втихомолку, – дон Диего Лайнес.

Видеть его фидалго еще не доводилось, но он хорошо помнил описание внешности генерала, которое дал Франсиск Ксаверий: высокий выпуклый лоб с большими залысинами, длинный крючковатый нос, усы и небольшая бородка с бакенбардами, а на левой щеке – узкая полоска шрама. Шрам являлся главной приметой, по которой Фернан Пинто узнал генерала Общества.