— Я был здесь вчера вечером… — он замолчал, подбирая слова. — Проходил мимо. Было как-то слишком тихо, обычно Рор ведёт себя шумно, но в последнее время притих. Я заглянул… В мои обязанности входит смотреть за всеми животными, в основном за лошадьми. Рор стал таким тихим, обычно он такой…
— …агрессивный? — помогла Кэтрин.
— Да, это хорошо для сторожа, она никого не подпускает. Даже меня, а тебя ждёт с нетерпением. Я в замешательстве.
— Почему? Ему нужно всего лишь немного внимания. Ты что, следишь за мной?
— Нет, нет… мне просто так показалось.
Кейт поняла, что этот пустой разговор ни к чему не приведёт, и перешла к делу:
— Чего ты от меня хочешь?
Такого он точно не ожидал. Это было видно по его смущённому молчанию.
— Я вчера видел очень странную картину.
— Ничего странного. Я просто гладила собаку.
— Тогда почему ты сразу убежала? Мне можно рассказать. Я никому ни слова…
— К сожалению, мне нечего тебе рассказать, — и это было правдой.
Кейт молча направилась в сторону поместья, говорить на эту тему с аборигенами не хотелось.
— Я никому не скажу, это останется тайной, — уже вслед сказал он.
Девушка остановилась — следовало бы его поблагодарить за молчание, но это стало бы для него подтверждением подозрений. Кейт была уверена: то, что вчера видел Фэви, не понималось им до конца. Произошло что-то странное, это он точно знал, но не более.
У поместья царило небывалое оживление. Две кареты, запряжённые парами мохнатых лошадей, остановились у входа. Их встречала целая армия рабов, наверное, все, которые работали в поместье.
«Неужто хозяин соизволил явиться», — подумала Кейт, но ошиблась. Из первой кареты вышел мужчина лет тридцати пяти — сорока. Надзиратель подошёл ко второй и, опустив голову, открыл дверь. Из кареты вальяжно вышла женщина, облачённая в столу, поверх которой был накинут плащ. Вслед за ней появился мальчик лет десяти, важно посматривающий на прислуживающих рабов.
Женщина что-то приказала надзирателю и повернулась к мужчине, который уже стоял около неё. Они перекинулись парой фраз, и он с мальчиком направился в поместье. Похоже, что женщина всё же была здесь главной, может быть она жена хозяина, тогда придётся называть её хозяйкой.
Кэтрин заметила неподалёку спешащую к карете Мирику, и остановила её вопросом:
— Кто это?
— Хозяйка с сыном.
— Они надолго уезжали?
— Они приезжают сюда только летом.
— А-а, ясно. А тот, что с мальчиком?.. — Мирика не дала закончить.
— Это не мальчик, а сын Хозяина, значит тоже Хозяин, — поправила она, а Кейт подумала: «Не много ли Хозяев на один дом?» — А тот мужчина, который с ним. Это его Учитель. К нему нужно обращаться так: Учитель или Мудрейший.
Не держи Кейт себя в руках и не будь положение так печально, она бы засмеялась. Сколько в таком обращении надменного, а остальные не смеют даже назвать себя людьми. Может быть, для них это нормально, пускай, но только не для неё.
— Как их имена? — спросила Кэтрин. Мирика призадумалась, но ответила:
— Хозяйку зовут Фрея. Хозяина — не помню. Да и вообще, какая разница?!
Кейт посмотрела в сторону карет. Рабы брали вещи и несли их в усадьбу, надзиратель распоряжался работами.
«Неужели он увлечён своей работой? Неужели и ему нравится
— Мирика, сколько Империя владеет всем миром?
Собеседница покосилась на неё, как будто был задан запрещённый вопрос, и ответила:
— Не знаю.
— Твои родители были свободны? — спросила Кейт.
— Нет.
— А их родители?
— Нет. Зачем ты задаёшь такие глупые вопросы? Должно быть так. Ты что? Чем-то недовольна? У тебя есть еда и жильё. Глупая ты какая-то …
Да, их жизнь уже многие сотни лет питала безразличие к чьей-либо судьбе, даже к своей. Кейт не могла не отметить, что такая система оказалась вполне устойчивой, но всё же гнильца подъест когда-то это общество… Кэтрин не успела ответить, потому что в этот момент донёсся голос надзирателя.
— Эй, вы! Идите сюда!
— Это нам, — бросила Мирика и послушно стала спускаться по лестнице.
Кейт не стала дожидаться повторного приглашения и последовала за ней.
Фрея вошла в родной дом, но чувство радости по-прежнему не наполняло её: жизнь уже давно превратилась в нечто монотонное, вялотекущее. Единственным смыслом жизни оставался сын, и только в нём она чувствовала своё спасение от этого мёртвого мира, от людей (нет, рабов!), которые окружали. Но сейчас он был с Учителем, Мудрейшим, знающим множество наук и учений: математику, геометрию, богословие и ещё многое то, что необходимо образованному человеку, чтобы отличаться от чёрного люда. Как они надоели!
«Хм… Рабы… Презренные полулюди-полуживотные, не способные ничему научиться».
Фрея бросила взгляд на одного из них: грязный, глупый, имеющий в потребностях только есть и пить. Абсолютное ничтожество. Говорящая скотина.